Новая надежда России

– Ну, для драматизма неплохо бы сказать, что меня выкинули голышом в тундру помирать, но нет. Отвели в кладовку, подержали там пару часов, а потом погрузили на вертолёт и доставили в славный город Анадырь. А там – аэропорт, обычный рейс до Москвы, полсуток в воздухе. Я там чуть не сдохла от скуки. Как прилетели, меня от трапа сразу шасть в сторонку, и уже на поезд до родного интерната, чтоб ему сгореть к ежовой матери. Но надо сказать, что так запросто я не отделалась. Всё время потом чувствовала, что меня в покое не оставляют – правда, скорее в хорошем смысле. В университет наш, хоть он и паршивый, я бы ни банана сама не поступила. А тут как по вазелинчику проскочила. И на завод этот сраный, кажется мне, я не просто так попала. А последние годы – тишина, забыли про меня, видимо. И вот тут – ты, привет из прошлого. Ты же с ними, да?

– Нет, – задумчиво произнес я, – я сам по себе. Надеюсь на это, по крайней мере…

Печка догорала. Окно посветлело: тучи разошлись, и в небе появилась ясная луна. Имело смысл поспать (а чем тут ещё заниматься?), но сначала следовало сходить в рубку и проверить курс. Все было в порядке: увалень-вездеход неторопливо взрывал снежный покров, твердо прокладывая колею к Норильску. Красная точка на карте мигала, казалось, совсем рядом: один дневной переход, да нет – несколько часов, и мы настигнем нашу неведомую добычу. Ага, мрачно подумал я, кто тут еще добыча, – и собирался вернуться назад, но посмотрел вперед и обмер.

Тундра кончилась. Прямо, насколько хватало глаз, в свете головных прожекторов простиралась идеально ровная, черная, зеркально-глянцевая поверхность. Далеко-далеко, километрах в десяти, виднелись огни города. Они отражались в этой бескрайней плоскости, и от этого удваивались и мерцали всеми цветами радуги. Я встревоженно присмотрелся к экрану навигатора, и понял, в чём дело: черная полоса была Енисеем подо льдом, безумно широким в этом своем нижнем течении, а огни, без сомнения, принадлежали Дудинке – северному порту, вотчине загадочных полярных людей, называющих себя нганасаны и долганы (это внезапно всплыла информация из детской энциклопедии, обнаруженной и прочитанной в незапамятные времена в Надиной квартире). Вездеход, не останавливаясь, тащил нас к реке, и я, испугавшись, что мы сейчас всей своей гигантской тушей уйдем под лёд, потянулся к ручкам управления, чтобы затормозить это самоубийственное движение, но уже было поздно: машина, ухнув вниз с пологого берега, выкатилась на твердое, и, огласив окрестности пушечным треском, уверенно заскользила вперед. К моему неописуемому облегчению многометровый зимний покров сибирской реки с честью выдержал давление широких гусениц. Осторожно выдохнув, будто это могло на что-то повлиять, я повозился с кнопками, настраивая курс. В Дудинке нам делать было нечего – это ориентир мы должны были пройти стороной, чтобы утром выйти к Норильску. Я проложил маршрут параллельно железной дороге, соединяющей порт и город, но в пяти километрах южнее, чтобы не мозолить местным глаза. Можно было возвращаться.

В жилой комнатушке стало совсем сумрачно. Надя бездвижно сидела на кровати в той же позе, в которой я её оставил, грустно обхватив колени руками. Она повернула ко мне лицо, светившееся белым пятном в темноте, и тихо, без своей всегдашней развязности, спросила:

– Что это был за грохот? Так тряхнуло… я боялась, что мы в кого-то врезались.

– Это Енисей, – ответил я, – посмотри в окно, как красиво.

– Да, – согласилась она, едва взглянув на ночной вид реки, – это чудесно. А можно, я сегодня с тобой посплю? Так тоскливо одной…

Я скептически задрал было брови, но тут же мысленно дал себе оплеуху. Какую бы стерву и потаскушку не разыгрывала из себя моя оригинальная попутчица, нельзя было не признать, что жизнь, в которой ей приходится так себя вести, сладкой не назовешь. Ей явно частенько приходилось получать тумаки, и то, что это болезненно хрупкое создание не унывало под постоянными ударами судьбы, а принимало их с цинизмом и отчасти даже с бесшабашным ухарством, вдруг наполнило меня симпатией пополам с жалостью.

Надежда продолжала меня уговаривать:

– Обещаю, что буду вести себя хорошо. Вот, даже раздеваться не буду… Ну пожа-а-алуйста, а?

Ну конечно же. Конечно.

22 марта

Добрый вечер, Дневничок!