Новая надежда России

Ну вот, сидела я там, сидела, а на второе утро гляжу – тётка эта, надсмотрщица, печально так на меня смотрит и за завтраком все чайку подливает, хоть он у меня уже из ушей лезет. Потом-то я поняла, что эти суки туда подмешали какой-то наркоты, потому что накрыло меня по полной программе – так-то не сплю, но всё в тумане, ноги не ходят, а настроение просто отличное, типа пофиг всё, прорвёмся. Короче, чувствую, накрылась моя одаренная школа медным тазом, но как бы и хер с ней, и так зашибись на свете жить. Тетка видит, что я сомлела, позвонила своим – вошли два мужичка крепких, взяли меня под белы рученьки и повели, а я им улыбаюсь, как придурошная. Привезли куда-то, я не понимаю ничего, вроде опять в самолете сижу, и летим долго-долго… Тут уж я и засыпала, и снова просыпалась, так что эту часть я хреново помню, уж извини. Потом снова ехали в машине, и кажется – тошнило меня, потому что заехали в темень полную, и стали круги нарезать, а зачем – не знаю. Точнее сейчас-то понимаю, что это, наверное, спускались по тоннелю спиральному, кругами. Поэтому я и начала про подземного царя, что самое интересное в глубине происходило.

Очнулась в маленькой комнатке, на стуле, рядом тот, круглый, с которого моё знакомство с высокой властью началось в церкви. Это он мне тряпочку мокрую понюхать дал, чтобы я в себя пришла. «Ну что, – спрашивает, – очухалась? Сама идти сможешь?» Я по-прежнему нифига не понимаю, но киваю согласно. Он говорит: «Насчет этого, – показывает мне на руки, – не переживай, просто после препарата возможны конвульсивные реакции». Я гляжу – мамочки! – а у меня на запястьях наручники. Ладно, думаю, тут лучше не шутить, а молча делать, что скажут. Без смехуёчков целее будешь. Смирненько так говорю: я на всё готова, дяденька, вы только не убивайте. Он смеется: «Хорошая девочка. Вставай давай, и пошли».

Идем мы: он впереди, спокойно, не оборачиваясь; я за ним послушно, а там целый ряд… как бы сказать… комнат – дверь в дверь, одна за другой. Много-много комнат, и все пустые, но чистенькие, светлые, ровным голубым цветом покрашенные. Шли-шли, а они всё не кончаются и не кончаются. И вдруг выходим в комнату побольше, там стол, а за столом четверо: двое старых знакомых – президент с премьером, один какой-то старый, застывший, медный весь, и последний, точнее последняя – негритянка, в очках, с прической, и в модном брючном костюме, вся такая гламурная. Жуткая компания. И все они, то есть трое – орут чуть ли ни матом на бедного Димона, втирают ему про долг перед Родиной, национальную идентичность и традиционный культурный код. А тот сидит – еле отпирается, весь потный, и дышит тяжело.

Мой кругляк меня рядом поставил, чтобы всем было видно, тогда ВВП говорит: «Димон, ну ты чего разнюнился как писюн кисейный, смотри, какую мы тебе щучку подобрали. Сам же хотел побыть за главного, а теперь заднего включил. Пять минут простого мужского удовольствия, и ты в дамках. Точнее – это вот она в дамках, а ты в кресле. Чё ты как баба в натуре?»

Древний и медный величественно выговаривает: «Дима, я уже говорил вам, что архетипические обряды, происходящие из тысячелетнего религиозного опыта, являют собой фундамент российской государственности. Сакральность власти, имманентная общественным отношениям, принятым в вашем исторически-сформированном этносе, должна быть подтверждена самым убедительным образом, тут недопустима малейшая фальшь или имитация… Церемонию следует завершить немедля».

Черная баба истерически повизгивает: «Димитри, ви не должен апеллировать к ценностям либеральный социум! Ви есть самым лучшим образом осведомлены, что вопрос много раз решать на совете по права человека Объединенных наций, и он согласован как имеющий значение для безопасность и политический баланс мировой системы! Как феминист, я сожалею о вовлечении ребенка в процедуру, но как человек, ответственный за судьбу человечества, я признаю, что её… sacrifice² приносит большой вклад в счастье и будущее цивилизации! Ви должен действовать сейчас, Димитри!..»