– Вот вы, Максим Анатольевич, правильно заметили, что убогость у нас и застой. Времени сколько?.. – он поднес пустое запястье к носу и чертыхнулся: – Где часы-то? Да хрен с ним, рабочее время, явно же, а народ весь домой сбежал. На обед три автобуса уехало, а обратно сколько вернулись? Потому что нет работы, один онанизм на пустом месте. Перекладываем деталь с верстака на полку и обратно. А почему, я вас спрашиваю? Потому что руководитель наш политический, не побоюсь этого слова (тут он все-таки понизил голос и огляделся) – он кто? Он пожилой же человек! Он на перспективу уже не смотрит. Думает, вот ещё пару лет продержаться с нормальной жизнью, а потом бог даст ещё пару, а что-либо всерьёз делать – да на хера? Если так все уверены, что теперь жить лучше – вот, как наш Всеволод, – то зачем стараться, и без этого поддержка есть, правильно? Ты же, Петька, тоже думаешь, что при нынешнем президенте всё шоколадно?
Петька-Петуния испуганно прижала руку к дебелому бюсту и с опаской посмотрела в мою сторону. Пуцько, видимо и сам понял, что заехал не в ту сторону, потому что закашлялся и скомкано закончил:
– То есть я что хочу сказать? Что теперь у нас всё реформы да реформы, которые непонятно к чему приведут.
– Да… – невпопад сник Всеволод Рудольфович, – тридцать лет на заводе пиздячить – это тебе не поварихе под колпак присунуть.
Эта загадочная фраза странным образом вдохновила Корнея Петровича на новую сентенцию:
– То есть нет! Я же не это совсем хотел… Я так считаю – вот Владимир Владимирович у нас с большой буквы человек, истинный лидер. Но вот прижал он всяких пиздюков вонючих этих, либерастов, журнашлюшек этих, олигарщину, всех победил. Зачищено поле для деятельности, делай, всё что душа просит… Народ поддержит! И мы, каждый, поддержим ведь, так? Так ёб вашу мать, давайте уже дело делать, а не суходрочкой вот этой заниматься: сёдня есть заказ, а завтра штаны спустили и обосрались по жидкому! Вся полнота власти у тебя в руках, все рычаги – так возьми и ебни так хуем по столу, чтобы в стране жизня нормальная началась! Нет, все медлит, ждёт чего-то…
– Не доживем до счастья, видать, – плаксиво подстроился Слизень.
Корней Петрович горестно махнул рукой и промочил водкой осипшее от долгих речей горло:
– А всё же раньше план был и о людях думали. Да и хуй стоял.
Бухгалтерша расхохоталась:
– Ох, да ты-то не прибедняйся, Корнюша! – она хлопнула деда по плечу. Тот польщенно ухмыльнулся.
– Чего вы тут муть тоскливую развели, мужчинки? Веселья хочется! Эх, молодёжь что ли вам позвать?..
Слизень оживился:
– Да-да, Максим Анатольевич, молодёжь у нас золотая! Сейчас сами увидите. Давай, Петя, приглашай.
Тетка в очередной раз игриво посмотрела на меня, вытащила позолоченный сотовый телефон чрезвычайно дорогого вида, и радостно заголосила в него (пришлось перекрикивать Корнея Петровича и Всеволода Рудольфовича, которые уже затянули следующую песню – на этот раз про дом с резным палисадом):
– Алё, красавица! Ну ты чё, освободилась там у себя? Давай солнце мое, лети птичкой, заждались тебя! – она закончила разговор и сообщила нам: – Сейчас прибежит. Я ж всё знаю, что вам, кобелинам, надо, она у меня с обеда заряжена, скучает у себя в лаборатории.
Не успели старшие товарищи допеть про Вологду – они уже подустали и начали путаться в словах, с жаром перебивая друг друга и выясняя, чей вариант правильней, – как дверь с улицы распахнулась, и в клубах белого пара впорхнула щуплая, совсем молоденькая рыжеволосая девица с маленьким хитрым личиком. Вид четырех полуголых людей её ни капли не смутил: она быстро скинула куртку, сумочку зашвырнула на скамейку подальше от себя, с ходу плюхнулась на колени заулыбавшемуся Слизеню и, как само собой разумеющееся, тут же храбро опрокинула в рот поднесенный им стакан с вермутом. Зеленые глаза её тут же повлажнели, а сама она с интересом уставилась на меня:
– Здравствуйте, я Надя, стажер из лаборатории! – я так вздрогнул, что чуть не свалился с лавки. Как, и она тоже?!
Она заметила лежащий рядом со мной футляр и добавила:
– Вот, как раз эту штуку мы для вас делали, и я тоже. А вы кто?
– Надежда! – строго одернула её бухгалтерша, – не тараторь. Это Максим Анатольич, большой человек из Москвы. Приехал к нам в гости за этой вашей пакостью, – она тоже кивнула на прибор и обратилась уже ко мне: – Вы, товарищ подполковник, не смотрите, что Надька такая пизденка лядащая. Она у нас, конечно, рахитичная как смерть, но баба огонь, такое вытворяет!
Произнося эти слова, Петуния Львовна отечески улыбалась и похлопывала свою протеже по коленке. На мой взгляд, озвученная ей характеристика ввергла бы в шок любого человека, тем более женщину, но девушка совсем не смутилась, а радостно закивала головой:
– Вы такой представительный, – громко заявила она мне, – надолго к нам пожаловали? Хочу познакомиться с вами получше, не возражаете?
Я только изумленно прокашлялся, не зная, как себя вести. К счастью, бойкая Надя потеряла ко мне интерес и обратилась к Пуцьку: