Новая НЕистинная Пара. Часть 1

Тогда уже запускаются условия звериной метки. Все гормоны, инстинкты требуют обладать ею (или им). Именно поэтому первый раз у нас часто происходит без согласия второго… Особенно, если «парой» становится слабая человечка.

Мне вспомнились десятки, если не сотни случаев, когда оборотни насиловали своих будущих жен, и пришлось признать, что тут Алиса права.

Она замолчала, а я внимательно всмотрелся в ее профиль.

— Да, Влад, ты верно понимаешь, — криво улыбнулась красавица. — Он, моя пара, поимел меня, не спрашивая.

Я промолчал. Сказать мог бы многое, как и сделать, но в этом не было смысла. У Алисы к этому событию не было боли или страха. Было и было, а мое отношение к вопросу насилия над женщинами подданных никогда не волновало.

— Если во время секса волк ощущает полное единение, то одобряет выбор. Тогда волк и ставит метку. Что такое метка, по сути своей? Это именно активатор всех остальных ментальных «закладок», и она же не позволяет использовать того же «объекта» другим волкам. Все-таки не так много людей или волков могут стать нашими парами, и чтобы отрубить лишних и ставится метка. Ее, конечно, можно перебить другой меткой, но мало какой волк согласится стать вторым волком. Проще плюнуть, и найти новую подходящую девушку, так что таких случаев мало.

— Не сказал бы… — протянул я, делая очередной глоток из бокала.

В памяти всплыло множество историй мелких и крупных разборок из-за волчиц и обычных женщин.

— Тебе виднее, — согласилась она тут же. — В общем, когда на теле и ауре уже есть метка, просыпается настоящая связь зачарования. Секс, секс и еще раз секс. Мозги у обоих оборотней отключаются, полностью погружая сознание в «страсть». И ладно бы, если бы только это, но чем больше секса, тем «лучше» видятся пары в глазах, что мужчины, что женщины. Внешность, голос, глаза, привычки — совершенно все идеально. Причем, что особенно забавно, пока действие метки не вошло в полную силу, оборотень понимает, что пара имеет недостатки. Ты, наверное, не раз слышал: «я никогда не смотрел на блондинок», «я не имел пышек», «я не любил низеньких» и кучу подобных фразочек, когда волк явно недоумевает, почему его так тянет к той (или тому) на кого никогда бы не посмотрел. Но как только метка полностью активна — зверь уже не отдает отчет себе. Он просто любит, любит все, а недостатков у пары нет, и не было, и быть не могло.

Все это перекраивание мозгов происходит с единственной целью…

— Потомство, — проговорил я.

— Именно! — усмехнулась волчица. — Все в нас сделано для того, чтобы женщина понесла как можно раньше. После первой беременности действие магии переходит на новый уровень. Теперь метке нужно, чтобы волчат было много, и чтобы волки не расстались, поэтому при ссоре волки чувствуют огромную тягу друг к другу. Если рассмотреть все этапы действия ментальной магии, то ясно, что предки продумали все… — она замолчала. Отвернулась и снова прикурила. — Кроме предательства.

— Что?

— Пары могут злиться друг на друга, могут ругаться, могут ревновать. Все отличие волчьих пар от обычных семей, только в том, что метка сглаживает обиды. Вот, поссорились, но уже через день-два ты готова броситься на шею любимому, прибавим к этому секс, постоянную тягу быть рядом, и понятно почему наши пары — это навсегда. Это обычный сценарий, но иногда один из партнеров совершает что-то. Что-то такое, что уродует сильнее обычной ссоры и сказанных гадостей. Что-то, через что волк или волчица уже не могут переступить.

Она мельком глянула на меня.

— В моем случаи это был удар.

— Твой волк тебя ударил? — уточнил я.

— Нет, уверена, что если бы он избил меня тогда, я бы его оправдала. Простила. Обвинила себя… — девочка снова замолчала.

Было заметно, что ей стыдно вспоминать. Стыдно, даже передо мной, хотя я в свое время видел ее в обнимку с унитазом и менял постельное белье, потому что она мочилась в постель. Тогда, будущей грозе всех гей-клубов Канады было настолько плохо, как физически, так и морально, что я всерьез рассматривал вариант ее убийства. Волчицу настолько изуродовали, что даже хваленые возможности нашей природы не спасали. Пару месяцев она была на грани сумасшествия: то смеялась, то плакала, часами смотрела в одну точку, сутками могла проспать. Мочилась в кровать, не просыпаясь. У меня была возможность оставить ее. Я мог просто заплатить кому-то за уход. Мог, но от женщин она шарахалась из чувства стыда. А от мужчин впадала в ярость. Я, точнее мой зверь, моя сила Мастера, был единственным, с кем рядом девочка могла говорить внятно. Я помню ее удивленные глаза, когда она отвечала на мои вопросы, будто сама не узнавала собственный голос.