Новая Никея

Но из этого следует много больше, чем высказано Лютером. Мир, первоначально отпавший от Бога, носит в недрах своих не только грех, смерть и проклятие. Но и – Христа. В каждой травинке, в каждом дуновении ветра – Христос как Всетворение, как Слово, образующее Творение. Сказано в сто пятидесятом псалме: «Всякое дыхание да хвалит Господа». Что значит «хвалит»? Значит – носит в себе, и, прозревая Это в себе, поет свою внутреннюю суть. Ибо, если бы не было бы в Творении этой предельной жажды слиться со Творцом, снова о-Божиться, – мир бы давно рухнул. Что удерживает Творение целокупно, как единую сущность, что позволяет тварям – быть? Первичная энергия Создателя, вдунутая Им в творение от Начала? Да, но и не только. Мы знаем, что всякая жизнь, явившись на свет, однажды умирает, уходит в небытие. Но здесь, под солнцем, рождение совершается снова и снова. Создатель не перестает создавать, Он – за работой. И то, что, казалось бы, обречено на смерть, уцелевает. И мало этого – как зерно, падающее в землю, дает много плода.

Что означает евангельское «зерну надлежит умереть»? Означает – старому творению лечь в основу нового. А что означает таинство преломления хлеба? То же самое. Христос становится хлебом, ломимым во имя жизни. И эту жертву Христову нам надлежит вместить в себя, вместе с хлебом, чтобы остаться в живых, опознав Христа внутри себя. Потому что без Христа – мы жизни не имеем. Христос умирает в нас для того, чтобы мы жили. Равноценно – мы умираем Христа ради, чтобы Христос жил в нас. Здесь что-то, напоминающее вечность и бесконечность, змею, кусающую собственный хвост. Христос питает нас, мы – питаем Христа. Наши души, словно бы светящиеся элементы, составляются в гирлянды и в созвездия. А Христос – обнимает все эти наши созвездия, вмещает внутрь себя, словно бы дает нам приют в Своем Сердце. И мы – становимся Одно во Христе, одна Церковь. Творение – это Храм, где мы – кирпичики. Причем Храм, не на века однажды выстроенный от Начала – но творимый каждую секунду, вплоть до обрушения кровель, словно бы Соломонов храм в Иерусалиме. Но немедля – воссоздаваемый в новой красоте, на новом месте.

Ах, как мне сделалось хорошо от этих моих мыслей. И я горячо возблагодарил Бога, что снабдил меня этими открытиями, позволил им проступить во мне. Я возвращался в город, совершенно выздоровевший и окрыленный. Вот такие, собственно, у меня новости.

Я тебя утомил своими умствованиями? Однажды ты спросила меня, в чем я вижу разницу между Христом и Девой-Софией. Мне нечего тебе ответить. Возьмем Троицу: Отец, Сын, Дух. Есть между Ними разница? Нет никакой, ибо Единое – неслиянно и нераздельно. Словами здесь не поможешь и ничего не расскажешь. Это надо было бы увидеть воочию, как Триединое Солнце. Но не всем дано. Да и не всем это полезно. Этот Свет – может и испепелить. «Ибо Бог наш есть Огнь Поядающий», так в Писаниях.

И есть ли различие между Богом и Его Премудростью? Мне было однажды такое видение, я тебе рассказывал, что Дева-София, как Премудрость Божия, спускалась ко мне, навестила меня своей благодатью. Это как история с Авдием, который пас овец, а затем на него снизошла благодать Божия, и он стал пророком. В точности мой случай. Я пас овец, и на меня это снизошло, и накрыло меня, словно покрывалом. Я видел образ – прекраснейший женский образ, из всех образов, видимых мною доселе. Я слышал ее голос – прекраснейший из голосов. Я обонял ее – так не благоухают никакие цветы под солнцем. Сколько это продолжалось? Минуту, час, год? Не знаю, потому что там, куда меня перенесли, время не течет. Потом я уже сообразил, что прошел целый день, пока я находился в беспамятстве, но овцы мои не разбежались. Они словно бы поджидали, когда я вернусь из небесного моего странствия, чтобы вернуться домой вместе со мной.

Это была Божья Матерь? Можно сказать и так. Но – как бы никогда не носившая и не рожавшая Христа, а еще только готовящаяся носить и рожать. Дева от Начала. Она говорила, говорила многое, и то, что словами не перескажешь, этих слов человеческий язык не знает. Эти неизреченные слова легли мне в самое сердце, и теперь я ношу их, они мне – словно бы маяки, по ним я веду свой маленький кораблик. Что она говорила явно? Про жемчужину – как драгоценный дар, посланный людям с небес, которым они пренебрегли. И теперь ищут эту жемчужину. Покупают целые поля, чтобы ее обрести. И – не находят, потому что не готовы найти, нечисты. Жемчужина – это не бисер, чтоб метать его пред свиньями, и не святыня, которая опрометчиво бросается псам. Это сокровище сокровенного знания и сокровенного блаженства, которое охраняет само себя, не дается в нечистые руки, и нечистый ум не в состоянии помыслить о нем.