Новая правда о далекой Отечественной. Том 2

Интернет: армия Наполеона была так велика, что не могла удерживать походный строй, и изрядная ее часть превратилась в беспорядочно идущие толпы. Почти 20 тысяч армейских лошадей пали по пути к Вильнюсу от нехватки воды и фуража. В результате многие обозы с продовольствием отстали от войск. Не имея пищи, солдаты вынуждены были разорять крестьянские дома и поля, отбирать у жителей скот.

Бонапарт приказал арестовывать всех солдат, уличенных в грабеже и мародерстве, предавать их военно-полевому суду и в случае обвинительного приговора расстреливать немедленно. Но несмотря на частые расстрелы, перед чем никогда не останавливался «железный маршал» Даву, грабежи продолжались.

Глава 17

Дома крестьян в Литве и Белоруссии были настолько грязными, что казались живыми из-за обилия тараканов. В связи с этим начали проявляться типичные военные болезни – дизентерия и прочие кишечные хвори,

Но это было только начало. Спустя несколько дней, после переправы через Неман, у многих солдат начался жар. На их телах появилась красная сыпь. Лица некоторых из них синели, после чего больные быстро умирали. Так Великая армия встретилась с тифом, который существовал в Польше и России много лет.

Плохие санитарные условия, в сочетании с необычайно жарким летом, обеспечили идеальную среду для распространения вшей. Тиф вызывается особым микроорганизмом, который находится в их фекалиях.

* * *

Интернет: как только в конце июня 1812 г. до Лондона дошло сообщение о вторжении Наполеона в Россию, все члены английского правительства мгновенно превратились в «самых лучших друзей» русского царя. Немедленно было заявлено об установлении открытых деловых связей с Россией и оказании ей финансовой помощи для борьбы с «корсиканским чудовищем».

(ВМ: так же было и в 1941 г. Уже вечером 22 июня английский премьер Черчилль пообещал большевикам и русскому народу любую помощь в войне против Гитлера. А 5 июля в Лондон прибыла делегация большевиков для заключения договора).

Глава 18

«Какая-то путеводная звезда и высшая сила сделали нас теми, кто мы есть теперь».

У. Черчилль, глава правительства Англии в 40-годы

1 июля 1812 г. Бонапарт послал маршалу Даву следующий приказ: «Сегодня уже нет сомнения, что Багратион прошел из Беженца на Гродно, а из Гродно направился в Свенцяны. Я организовал три сильные колонны для того, чтобы его преследовать».

«Великий полководец», до этого опасавшийся идти в глубь Российской империи, принял роковое для себя решение – обойти левый фланг армии Барклая и, отрезав ее от Москвы, уничтожить, после чего разделаться с Багратионом. С этого момента ему в голову пришла глупейшая мысль – догнать во что бы то ни стало основные силы «хитрого византийца» и заставить их вступить в генеральное сражение с ним.

Однако русское командование, прибегнув к древней тактике скифов заманивать врага в свои земли, блестяще осуществляло стратегический замысел Александра и его военного министра. Движение бонапартовских войск проходило через пылающие города и придорожные села, зажженные отступавшими русскими. В огне сгорало все – дома, магазины, улицы, посевы. (После 22 июня 1941 г. отступавшие войска Красной Армии так же жгли, взрывали и увозили с собой, выполняя приказ Молотова).

Часто французы вынуждены были сами тушить пожары, чтобы не оказаться совершенно без крова и продовольствия. Однако их «гениальный» император даже не задумывался о том, что то же самое может ожидать их в Смоленске и Москве.

* * *

В первые же дни июля Бонапарт и маршалы отметили тяжесть континентального климата при русском бездорожье. 2 июля он написал жене: «У нас тут была большая жара, теперь идут очень сильные дожди. Они создают для нас затруднения и приносят нам большой вред».

«Гениальный полководец», наконец-то, задним умом, понял, что возникшие трудности затеянного им дела являются предвестниками еще более тяжелых испытаний. Каких именно – ему не было дано знать. Однако, по мере того, как они обнаруживались, у него появлялось все больше сомнений относительно перспектив дальнейшей борьбы с Александром 1.

Все заботы бледнели перед другой тревогой, которой еще не было в душе Наполеона, когда он переходил через Неман, но которая, появившись в Вильне, уже не покидала его до конца войны.