Новая Ты

– Простите.

– Ты глухой?

– Нет.

– Дебил?

Что он себе позволяет?

– Нет, сэр, я не дебил.

Подлетает и орет мне в лицо:

– Знаешь, что бывает за оскорбление офицера при исполнении?

– Простите, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.

– Думаешь, раз ты, гондон, из Нью-Йорка, можно явиться в чужой штат и разевать пасть на офицера калифорнийской полиции?

– Нет.

– То-то, – ржет он, – сразу видно нью-йоркское ссыкло.

Вот почему я за установку камер на полицейских машинах. Он уходит и возвращается со штрафом за нарушение правил перехода улицы – как и предупреждал Харви. Мне нужно уплатить триста семьдесят пять долларов за переход дороги на мигающий сигнал светофора, хотя вокруг не было ни одной машины. Это несправедливо, а белокурое хамло еще и заявляет, что не отдаст мои наушники.

– Потому что ты говнюк! – говорит он. – Этот город принадлежит не тебе, а машинам. Нечего разгуливать по улицам с головой в жопе.

– Так нечестно, – пытаюсь я протестовать.

– Да, и не забудь зарегистрироваться в автотранспортной инспекции. А то понаехали тут… Ничем не лучше мексикашек, крадущих наши рабочие места.

Офицер Робин Финчер харкает на меня и забирается в свою патрульную машину вместе с моими наушниками, а я представляю, как сколачиваю армию психически нездоровых американских граждан и мексиканских нелегалов-гастарбайтеров и беру приступом его жалкую квартирку, где он жрет яичницу со шпинатом, тягает железо и зырит сериал «Полицейские».

Вернувшись домой, первым делом засовываю пакет в верхний правый угол шкафа. Принимаю душ. Переодеваюсь. Иду к Харви и рассказываю про штраф.

– А я тебя предупреждал, – хихикает он. – Прав я или абсолютно прав?

Всерьез подумываю о том, чтобы немедленно свалить из Франклин-Виллидж. Однако не успеваю даже зайти к себе, как вламывается Дилайла в вечернем платье. И в слезах валится на мой диван. Черт, я и забыл, что кинул ее вчера! Подхожу и встаю рядом на колени. По щекам ее текут слезы, черные от туши. Ее бьет дрожь. Сумочка падает на пол. Дилайла хватает меня за рубашку. Очень старается, но явно переигрывает. Впечатление такое, что специально меня дожидалась.

– Дилайла, – говорю я, – дыши.

Только всхлипывает и стучит зубами. Я поднимаюсь и запираю дверь. Она скидывает остроносые туфли и прижимается ко мне.

– Дилайла, я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь, в чем дело.

Вытирает слезы, достает из сумочки «Айфон», снимает блокировку – пароль 1492 – и передает мне. На экране заголовок – «Ужас в доме Хендерсона». Подробностей мало; по предварительной версии, трагедия случилась во время секс-вечеринки.

– Я любила его, – воет Дилайла. – Поверить не могу!

Обнимаю, глажу по голове, но, похоже, придется ее трахнуть, чтобы вывести из этого нелепого траура. Я еще понимаю, если б она пришла ко мне в таком состоянии после смерти родной матери, а тут… Даже смешно.

– Отведешь меня домой?

«Дом» прямо надо мной, этажом выше. Подхватываю девушку на руки и несу до самой двери. Она открывает замок и командует, показывая на кровать:

– Вон туда.

Опускаю ее и пытаюсь высвободиться, но она накидывается на меня с поцелуями. Шепчет:

– Пожалуйста, утешь меня…

И не успеваю я опомниться, как уже оказываюсь без штанов в постели с дурой, готовой повиснуть на первом встречном. А чего еще ждать, раз уж день с самого утра не задался?

– Джо, – просит она, – посмотри на меня.

Я сверху и уже в ней. Открываю глаза.

– Что?

Притягивает меня к себе.

– На следующей неделе приезжает моя мама. Она хочет с тобой познакомиться.

Я замираю.

– У меня дела.

– Ясно, – вздыхает она, хватая меня за задницу и слюнявя мне шею. – Поняла.

Мы продолжаем. После невнятной телки из «Тиндера» даже липучка Дилайла кажется секс-бомбой, к тому же мне нужна разрядка. И я уже почти готов. Вот только Дилайла никак не достигнет оргазма.

– Давай! – Я прибавляю темп, она царапает мне спину, но не кончает.

– Ну же! – Хватаю ее за волосы, кусаю в шею и тереблю клитор. – Кончай! – Сильнее вцепляюсь волосы и стараюсь не замечать на кухонном столе сувенирные тарелки с героями «Классного мюзикла».

Наконец до меня доходит: она ждет моего согласия. Ей нужна надежда на семейный воскресный обед – со мной, матерью, «Форсажем». Чтобы все как у людей. Поэтому я наклоняюсь к ней и шепчу:

– Приду на обед.

Дилайла бурно кончает, жмется ко мне и что-то бормочет. Я отстраняюсь и вытягиваюсь на спине. Потолок у нее такой же, как у меня, – некрасивый и старомодный. Она снова прижимается и принимается нести посткоитальную чушь про свою семью: замужнюю сестру, изводящую ее своими советами, и мать, которая любит выпить в приятной компании и мечтает поскорее выдать Дилайлу замуж. У меня затекла рука, и вообще надоело.

– Ты такой хороший, – шепчет она. – Знаешь, у меня были довольно известные ухажеры, но ты действительно хорош.

Поднимаюсь и иду в ванную, как две капли воды похожую на мою. Узкая, длинная и без единого окна. Маленький филиал ада. Сру и ухожу, не смывая. Через час от Дилайлы прилетает сообщение: «Ах, моя ванная все еще пахнет тобой».