Таниана начинала отчаиваться. Когда-то она думала, что Нилли Аруилана унаследует после нее должность вождя, но теперь становилось ясным, что этого никогда не случится. Девчонка была невыносимой. Она была трудной — изменчивой и упрямой. Было ясно, что длинной династии вождей, уходившей в отдаленные дни жизни в коконе, было суждено прерваться. «Это джики сделали ее такой», — подумала Таниана. Это была еще одна причина презирать их. Но в то же время нельзя было допустить, чтобы Нилли Аруилана выиграла битву.
— Ты должна это сделать, — сказала Таниана, собрав все внутренние силы. — Для нашей безопасности жизненно важно понять, что все это значит.
— Должна?
— Я хочу, чтобы ты сделала это. Да, ты должна.
Наступило молчание. Нилли Аруилана нахмурилась от внутреннего возмущения. Таниана смотрела на нее холодно, безжалостно, отвечая на тяжелый взгляд дочери более яростным, чем это нужно было для того, чтобы одержать победу. Она позволила присоединиться внутреннему оку, и Нилли Аруилана удивленно посмотрела на нее. Таниана увеличивала давление.
Правда, Нилли Аруилана продолжала сопротивляться.
В конце концов она сдалась или сделала вид, что сдалась.
— Хорошо, — холодно, почти надменно проговорила она. — Будь по-твоему. Я сделаю все, что смогу.
Лицо Нилли Аруиланы — удивительная копия самой Танианы — ничего не выражало и было непроницаемым — маской, лишенной чувств. Таниана почувствовала желание добраться до самой интимной сути ее с помощью запретных сил и хоть раз проникнуть за эту угрюмую маску. Скрывала ли Нилли Аруилана негодование, или просто чувство обиды, или что еще — какие-нибудь необузданные мятежные эмоции?
— Мы закончили? — спросили Нилли Аруилана. — Ты позволишь мне теперь уйти?
Таниана мрачно посмотрела на нее. Все было плохо. Возможно, она и выиграла эту небольшую битву. Но чувствовала, что проиграла войну.
Она надеялась оказать влияние на Нилли с помощью любви и дружбы. Но вместо этого сломалась, использовав слепое могущество своего положения, и холодно отдавала приказы, словно Нилли была одним из чиновников ее штата. Ей хотелось встать, выйти из-за своего стола и обнять ее. Но это, каким-то образом, было невозможно. Очень часто Таниане казалось, что между ней и дочерью стояла стена, превышавшая стену короля Саламана.
— Да, — ответила она, — ты можешь идти.
Нилли Аруилана резко устремилась к двери. Достигнув коридора, она обернулась.
— Не беспокойся, — сказала она, и, к удивлению Танианы, в ее голосе прозвучали примирительные нотки. Он казался почти нежным. — Я сделаю все, как надо. Я узнаю все, что ты хочешь, и расскажу тебе. И Президиуму тоже.
Она вышла.
Таниана обернулась и посмотрела на висевшие на стене маски. Казалось, что они смеялись над ней.
— Что вы понимаете? — пробормотала она. — Ни у кого из вас не было ни супругов, ни детей, ведь так?
— Госпожа? — окликнул ее голос снаружи. Это была Мингит Комелт. — Госпожа, могу я войти?
— В чем дело?
— Делегация, госпожа. От гильдии дубильщиков и красильщиков Северного района относительно ремонта основного водопровода, который, но их словам, блокировали сточными водами, нелегально спущенными гильдией ткачей и чесальщиков шерсти, что послужило причиной…
Таниана застонала.
— О, отошли их к Болдиринфе, — сказала она, — с этим вопросом она справится не хуже вождя.
— Госпожа?
— Болдиринфа может помолиться за них. Она может попросить богов очистить водопровод. Или покарать гильдию ткачей и…
— Госпожа? — с тревогой в голосе снова обратилась Мингит Комелт. — Госпожа, я вас правильно поняла? Это шутка? Это всего лишь шутка?
— Да, это всего лишь шутка, — отозвалась Таниана. Она прижала пальцами глаза и три раза глубоко вздохнула. — Все в порядке. Зови делегацию гильдии дубильщиков и красильщиков.
Когда Нилли Аруилана вышла из Дома Правительства на улицу, небо было окутано пеленой облаков. Она окликнула проезжавшую мимо коляску с запряженными зенди.
— В Дом Накабы, — сказала она кучеру. — Я пробуду там минут пять. Потом ты отвезешь меня еще в одно место.
Она имела в виду Дом Муери, где поселили джикского эмиссара, — этой гостиницей в основном пользовались приезжие. Подходило время для его полуденного приема пищи. Она навещала Кандалимона дважды — в полдень и в сумерках. Он жил на третьем этаже в небольшой комнатке с одним окном, которая больше походила на камеру и выходила на тихую площадь.
Встреча с матерью истощила и ошеломила ее. Если она имела дело с Танианой, в ней всегда боролись страх и любовь. С Танианой было бесполезно разговаривать, когда ради нужд города она пренебрегала проблемами частных лиц, будь то ее собственная дочь или абсолютно незнакомый человек. Город для Танианы всегда был на первом месте. «Это не удивительно, — подумала Нилли Аруилана, — если ты пребываешь в должности вождя сорок лет: со временем ты становишься жесткой и ограниченной». Может, бенг, швырнувший камень, был и прав: Таниане пришла пора отойти в сторону.
Нилли Аруилане было интересно, станет ли она на самом деле шпионить для Танианы, на что так неожиданно для себя согласилась.