Новая Земля

Снова прожег тучу огненный бич. Стал капать холодный дождь. Прошла минута-другая, и он буквально стегал бурлящую воду, мчавшийся на остров плот, нас, прижавшихся друг к другу и до боли в суставах вцепившихся руками в зыбкий, скользкий плот.

Саня бежал по берегу, что-то кричал нам, размахивая руками. Его голос, в клочья разрываемый ветром, вяз в густом ливне.

Мы мчались и неожиданно метрах в тридцати от острова под бревнами плотаглухо проскребло, и нас вышвырнуло с него. Мыврезалисьврелку. Яушелподводу. Помышцам

щекочуще пробежал страх. Лишь некоторое время спустя я почувствовал, что вода очень холодная.

- Ба-аб! - пробулькал я, вынырнув. Ударял по воде руками и выхватывал ртом воздух. Поймал взглядом товарищей - они протягивали мне руки, стоя по колено в воде. Плот удалялся, исчезая в колеблющемся лесе ливня.

К острову брели уныло и молча. Дождь часто припускал, создавая сплошные водяные джунгли. Река кипела и пузырилась. Меня колотил озноб.

Когда выбрались на берег, меня, казалось, обожгло:

- Мои брюки! - крикнул я и побежал к реке. Но сразу одумался.

- Упорхали, Серега, твои штаны, - улыбаясь губастым, синеватым от холода лицом, сказал Арап, и все засмеялись, содрогаясь, кажется, только от озноба.

Мои брюки бились под ветром и прощально махали гачами.

- Ну и черт с ними, - стуча зубами, сказал я, но с трудом сдерживал слезы отчаяния: "Что скажет мама? Опять огорчу ее".

Вскоре небо окрасилось в унылые серовато-синие тона, - казалось сморщенным. Ветер разбойничал в кронах деревьев, сотрясал и лохматил ветви. Мы дрожали в дырявом, наклонившемся от ветра шалаше, а кое-кто из нас всхлипывал. Сверху лило. Все было неприятно мокрым и скользким.

Саня - как мы потом узнали - побежал к деду за лодкой, но она оказалась дырявой. Сбегал в Елань за ключом от своей лодки, она находилась ниже острова километра на полтора. Одинтащил ее против течения; истер ладони до крови.

Тяжело дыша, Саня резко всунул свое раскрасневшееся лицо в шалаш, выдохнул:

- Ш-шпана. - И, по-мужски твердо ступая, пошел к лодке. Мы молча поплелись за ним.

Выглянуло заходящее красное солнце. Всюду искрилось. Мир был свеж, чист, красновато окрашен мягким светом. Мы снова прыгали, толкались, брызгались.

Я долго не мог уснуть, в голове мелькали события минувшего дня. Снова мечтал, о простом, обычном, - во что буду завтра играть с ребятами, что буду мастерить с отцом, что подарю на день рождения Насте и маме.

Неожиданно вспомнил красивое смуглое лицо тети Клавы, папку рядом с ней. Но мне хотелось все это скорее забыть, чтобы не рассыпалось, как песочный замок, в моей душе легкое нежное чувство котцу. На мою кровать запрыгнули Марыся и Наполеон. Кот по-старчески тихо замурлыкал под самым моим ухом. Кошка развалилась у меня в ногах, но я переложил ее на подушку и, поцеловав обеих, стал засыпать под тихое мурлыканье. Мне снилось, как я летал на воздушных шарах, потом плавно падал вниз, взмахивая, как птица, руками. По телу скользили струи теплого воздуха.

ГРОЗА

Поздно ночью загремела дверь; взвился и покатился по Елани собачий лай.

Метнулась в темноту мама. Свет резко ударил в мои глаза, и я тоже поднялся. Испуганно выглядывали из-под одеяла сестры. Тонко заплакал брат.

Покачивающегося, растрепанного папку завел в комнату дядя Петя, брат мамы, широкий, веселый мужчина лет пятидесяти, работавший с папкой на заводе.

Мама исподлобья смотрела на вошедших. Как страшны были ее серые, сузившиеся глаза. Мне стало боязно и тревожно. Снова в мою жизнь ворвалось несчастье.

Папка мешком упал на кровать, разбросал ноги и, показалось, уснул.

- Ты, сестрица, извини, что все так получилось, - сказал дядя Петя, снимая с лысой головы кепку. - Перебрал твой муженек. Не усмотрел я. - Мама угрюмо молчала, кутаясь в большую пуховую шаль. - Привязались мужики после смены - сбросимся. Ну, вот, сбросились. Ятожегусьхороший! Чувствовалось,чтодядеПетебыло совестно и неловко, онстарался не смотреть в мамины глаза.

Очнулся и стал кашлять папка. Я поморщился и отошел от него.

- Что же ты, дал слово - пить не будешь. А сам опять за свое? - тихо сказала мама, и по ее щеке пробежала слеза. - О детях подумал бы, ирод.

Отец молчал и тяжело дышал, не открывая глаза. Дядя Петя смущенно почесал свою лысину и стал прощаться. "Почему люди несчастны? - думал я, когда лежал в постели, прислушиваясь к тихим вздохам мамы. - Почему мама должна быть несчастливой? Отчего папка так плохо живет? Почему он не хочет, чтобы маме и нам было радостно, хорошо?" Я, наверное, впервые в жизни задавал себе такие трудные, совсем не детские вопросы.

Но уснул я с мыслями о том, что придет утро, засверкает солнце, запоют еланские петухи и мою жизнь никогда, никогда не омрачит горе. Что мама станет самой счастливой на свете, и отец не будет пить. Я уверял себя, что горестей больше никогда не будет.

МОЯ ПОДРУГА

УтромяигралсОльгойСиневской. С ней яобщался часто и охотно. Мне нравилось в