Конверт я положил в пальто Любы. Вечером она долго сидела над голубым листком из конверта, накручивая на палец пушистые локоны волос и улыбаясь. Я думал: "Кончат они школу и поженятся. Примчусьнаихсвадьбу на белом коне и подарю... и подарю... - В раз
думье я закатил глаза к потолку. - И подарю мешок, нет, два, шоколадныхконфет и... и! корову. Появятся у них дети, - они любят молоко. Интересно: когда я женюсь - у меня будут дети?"
Этот неожиданный вопрос меня всецело захватил; я сразу забыл о Любе и ее свадьбе.
Тот голубой листок однажды случайно попал в мои руки, и вот что на нем было написано:
Любе Ивановой от..........
Что я такое пред тобой,
Твоей блистающей красой?
Ты шла по берегу, грустя;
Я вслед смотрел, себя кляня.
Твой шаг на солнечном песке
Я целовал в немой тоске.
Мы поднялись на взгорок - брызнула в наши глаза переливающейся синевой Ангара. Пахло рыбой, мокрыми наваленными на берегу бревнами, еле уловимо вздрагивающей листвой берез. Дымчатые вербы смотрелись в воду, быть может,любовались собой. На той стороне реки прозрачно курился сосновый лес. Вдали - темно-зеленая, дремлющая на скалистых сопках тайга.
Прикрыв глаза, я сквозь ресницы видел рассыпанные по реке блики и ждал, что из воды вынырнет что-нибудь сказочное, удивительное. Часто ловилась рыба почему-то только у Сани. Сгорбившись, мы сидели возле удочек и скучали; Арап даже зевал, крестил рот и бросал камни в воробьев. Олега поминутно, нервно вытаскивал леску, не дожидая, когда клюнет. На прибрежной мели метались мальки, и Олега, нарушая все правила рыбалки, стал хватать их. Мы, как по приказу, кинулись делать то же. Хохотали и кричали Саня, не отрывая глаз от своего поплавка, улыбался:
- Вот дураки!
Вспугнутые рыбки ушли в глубину, а мы стали брызгаться и толкаться. Умаялись, вспотели, растянулись на траве и притихли.
На стебель куста сель жук. Мне были хорошо видны его маленькие глаза и красная глянцевитая спинка. Я поднял руку, чтобы погладить жука, но он в мгновение ока исчез, будто его не было. "Ну и лети. А я понюхаю жарок маленькое солнце". Во мне всегда рождается ощущение, что жарки греют и источают свет. Я осторожно разомкнул нежные, начавшие увядать лепестки двебукашкииспуганноустремились на мою ладонь. "Куда же вы? Я не хотел вам мешать!" С трудом удалось загнать их, обезумевших, на прежнее место. Из-за Ангары плыли большие, как корабли, облака. В моей душе рождалось какое-то тихое робкое чувство любви - любви ко всему, что я видел, что меня окружало, что наполняло мое детство, жизнь счастьем, покоем. И мне не хотелось расставаться с этим чувством.
Я повернулся на бок: "Ага, кто там такой?" Метрах в трех от меня столбиком замер суслик. Его пшенично-серая шерстка лоснилась, а хвост слегка вздрагивал. Стоял, хитрец, на заднихлапках и не шевелился. Потом быстрым движением откусил травинку и, придерживая ее переднимилапками, стал с аппетитом уминать. Снова отчего-то замер, лишь еле заметно шевелился его нос и вздрагивал хвост.
Рядом со мной за кустом шиповника заворочался Синя. Меня привлекло его странное поведение: он, привстав, осмотрелся, сунул руку в карман своих брюк и затолкал в рот целую горсть мелких конфет. Еще раз осмотревшись и, видимо, решив, что никто ничего не видел, прилег. Раздался хруст. Мне стало неприятно. Снова что-то нарушилось в моей душе.
Арап сказал:
- Синя, сорок семь - делим всем?
- У меня ничего нет, - поспешно отвернулся Синя от подкатившегося к нему Арапа. Подавился, долго откашливался, багровея и утирая слезы.
- Пошарим в карманах? - не отставал Арап.
- Правду говорю - пусто, - мычал Синевский.
Я, Олега и Саня смеялись, наблюдая забавную сцену.
- Завирай!
- Ты, Арап, что - Фома неверующий? - злился и вертелся Синя.
- Ну?!
- Гну!
- Давай, Леха, пошарим.
- Пошел вон.
- Не ломайся. - И, схватив Синю за руки,закричал: - Пацаны, налетай на жмота!
Я и Олега быстро выгребли из Сининых карманов конфеты и, ухахатываясь, съели их.
- Ой, точно, парни, есть, - говорил Синя. - А я и не знал. Ешьте, парни, мне не жалко. Я сегодня добрый.
Мы смеялись, но наше веселье было наигранным.
Обедать расположились на берегу. Ели картошку, соленые огурцы, сало, хлеб, лук - то, что неохотно кушали дома. Но каким вкусным и приятным все это оказалось здесь. Пообедав, о рыбалке совсем забыли. Играли, спорили, стараясь перекричать друг друга. Саня рыбачил в одиночестве или же подолгу смотрел в небо, которое было усыпано белыми перистыми облаками, словно бы кто-то там, на небе, распотрошил подушку. Из-за ангарских сопок на них медленно накатывались плотные, с сероватым подпалом облака. Птицы стали тревожно метаться - казалось, блуждали. В стремительном полете бросались к воде. Деревья замерли и смолкли, прислушиваясь.