Людмила улыбалась, всматриваясь в синее, ясное небо.
- Какие же?
- А вот такие: хотя и бедненько живем, да спокойно, тихо. Город так и нашептывает человеку: словчи, схитри, побольше возьми себе, - знаю, года два пожил я в Иркутске. Убежал! Вот где настоящая жизнь, - широко повел он рукой.
- И я не смогла в городе жить, - училась в Нижнеудинске на повариху. Душу в городе будто иголками колет. А теперь - лад в душе, тишина. Вот только с Мишкой теперь плохо... - вздохнула она, наклоняя голову. - Да, мы такие люди - нам много не надо: чтобы дети были с нами всегда рядом, чтобы сена на всю зиму хватило для Буренки и коня, чтобы дождей было поменьше, чтобы хватило сил баню осенью достроить... Да, братка? - подмигнула она.
- Достроим.
- Я вообще говорю.
- Да, нам много не надо.
"Мир вспенивается, рвутся люди к благополучию, к богатству, к власти, а для моих Виктора и Людмилы главные богатства - покой, тишина. И лад в душе, с людьми, - подумал капитан, прикуривая вторую папиросу. - Я хорошо понял: чиста и прекрасна бедная и трудная жизнь этих людей. Может, так должны жить все, чтобы по-настоящему ощущать себя счастливыми? Но разве я несчастлив? собрал на лбу кожу капитан. - Разве неправильно живу?"
Пришли мальчики с полными ведрами жимолости и голубики.
- Вот и славно, - сказала мать, - хватит нам, парни, варенья на всю зиму.
- Много ли ведер заготовили? - полюбопытствовал капитан.
- Вот эти два да еще парочку возьмем, и хва! - сказала Людмила.
- Но ведь есть же возможность больше заготовить!
- Зачем? Берем у тайги, сколько съедим.
Вдали резво и бодро ударил гром; он пришел к озеру медленными перекатами, словно переваливался через каждую сопку и гору. Вскоре из-за хребта вывалилась темно-синяя, вспученная туча и поползла на озеро.
- Вот-вот хлынет, - сказал Виктор, и все скрылись под навесом.
Еще вскипятили воды, заварили чай; он пахнул дымом и был горько-крепким. Молча пили, пошвыркивая, похрустывая кусочками сахара, карамелью. Наблюдали за приближавшейся грозой.
Вдруг за спинами оглушительно загрохотало, и ветер рванул навес. Гроза накрыла людей, и они, кажется. оказались в самом ее пекле. Гром, представлялась, носился, как сумасшедший, по темному, мрачному небу и огромными шагами мчался к далеким Мархойским хребтам. Молнии метались так, словно заплутали в тучах и искали выхода. Пошел дождь, потом сталлить обвально, водопадом. Озеро, показалось капитану, закипело, забурлило. Свистело в пригнувшемся камыше. Не было видно гор.
- Мощно! - сказал капитан.
- Такой дождь - летун, - сказал Виктор, покуривая.
Прошло минут десять - ливень стал угасать, пошел мелко, тонкими струйками. Потом сеялся, но не лил., и вскоре прекратился. Гром барабанил где-то за горами, похожими на ладони. Открылось голубоватое небо, а тучи, подстегиваемые молниями, спешно летели за громом вслед, будто боялись отстать, заблудиться. Прошли еще минуты, и округа стала торжественно светлой. Капитану вдыхал прохладную дождевую сырость, наблюдал за дымкой, улетавшей от просыхавшей земли. В его душе было легко.
Виктор начал собираться в дорогу. Поймали оленей, запрягли, к сыроватым спинам прикрепили баулы. Караван тронулся в путь. Капитан обернулся Людмила и ее дети махали руками. "Мне почему-то грустно с ними расставаться, - подумал он, поднимая лицо к промытому сияющему небу. - Как просто, радостно смотрят они на жизнь. Я так уже не смогу. Я привык к казарме, и это тоже неплохо. Каждому, наконец, нужно пройти в жизни свой путь, по своей земле. Но все же, все же... почему мне хочется забыть, зачем я приехал на эту новую для меня землю, на которой люди живут по не совсем понятным для меня законам и правилам? И почему я никак не могу забыть ту дорогу, которую бросили люди? Может, не все пути ведут к благу, счастью, душевному покою?"
3
Четыре дня Виктор и капитан шли к стойбищу.
Капитан увидел и полюбил таежную землю Тофаларию. Увидел и полюбил разноголосые быстрые реки, несущиеся по лобастым валунам и трущие бока о скалы, нежно-холодные далекие синие горы Саян, за которыми угадывались высокие хребты с белоголовыми гольцами, каменистыми суровыми склонами. Он увидел и полюбил таежных людей, которые показались ему простыми и наивными, словно не вышли они еще из детства человечества; но в тоже время он понял, что эти люди мудры. И ему казалось, что это, наверное, мы, жители суетливых городов и поселков, в детстве или отрочестве задержались, а эти наивные мудрецы смотрят на нас и незлобиво посмеиваются: ну, что вы мечетесь, что вы глотки дерете, зачем жадничаете? Очнитесь!
В пути Виктор и капитан встретились с бригадой косарей, которые жили в зимовье впятером - четыре тофа и русский.; они заготавливали сено для промхоза. Караван спускался с горы, вечерело. Косцы, увидел капитан, стали бегать, суетиться; раздули костер и на таганок установили большую кастрюлю с мясом. Они оказались хорошими знакомыми Виктора.
Вечер был холодный, и путники продрогли: на последнем Мархойском броду они провалились в яму и по пояс намокли. Скорей бы в тепло! - постукивал зубами капитан.