Новая жизнь

их ворошил

и зелень примечал.

И сад встречал

хозяина меня веселым треском,

зеленым плеском.

      22

Не все ж нам горевать,

смерть торопить,

боль ждать,

не все ж скорбит душа –

спит в жиже кровной

под сердцем,

в теплоте любовной;

глаза открыты, смотрим на природу,

вбираем мощь ее,

пьем бытиё,

святую воду.

      23

Случайно из всех этих трав досталась

былинка мне:

вдохнул пыльцу какую,

упало в чай чего –

я не заметил

какой-то малый привкус,

пил и думал,

что после долгой ночи трудовой,

с похмелья тихого

все кажется другим,

во всем есть смысл:

в цветов игре,

в многообразье числ,

и времени,

и всех его стихий…

Все

смятенному уму

откроет дверь сквозь тьму.

      24

И ты будешь жива –

явны пути

бессмертия от тела и до тела;

как я дарил болезни, мне дарили,

так я в тебя излил

избыток сил.

Лежала ты тиха и благодарна –

уже нетленна,

вечности причастна;

лежали мы, распространялась сила,

по телу твоему быстра ходила.

      25

Пора отсюда.

Все, что нам могла,

дала природа средней полосы –

счет на часы,

и меньше, – сколько быть тут можно нам!

Пора,

пора!

Я старый сад продам…

      26

Отсюда будет новая, пойдет

религия.

Мы – боги,

слышишь –

боги.

Набравшись сил в российских палестинах,

в холодной Подмосковии, пришли

на площади горячие под солнцем

дарящим, римским.

      27

Свет будет не с Востока:

из России

свет будет тускл,

земной, скользящий, беглый,

свет – огонек болотный,

дар заветный

природы скудной, русской.

      28

Понтифики прославят

богов пришедших, сильных –

нас идолы поставят.

И мы – пенаты, лары –

мы начнем

хранить весь этот Город,

станем слушать

просителей;

ни щедрые, ни злые,

кого одарим, а кого отпустим

пустым –

о, воскури нам фимиам,

сын Рима,

дочерь Рима!

      29

Мы в этом новом, вечном мире боги!

Природа наша теплая ушла,

осталось что, любовь моя? –

Одна

телесность,

вид скульптурный,

мрамор честный;

прекрасное, что было в нас всегда,

взыграло – да!

      30

Мы, боги, возвращаемся на место,

богаты опытом

и холодом продуты,

разуты

и молоды;

мы пьем вино, пьянеем

умеренно,

мы чудеса творим –

вокруг нас Рим.

      31

Мы – боги, дорогая!

Ты чему

тут станешь покровительствовать, а?

Каким делам?

Каким-то женским чувствам…

Я книжников возьму

под слабое крыло,

писать умножу

возможности, желание,

я буду

читатель им –

такой читатель-бог,

внимательный, и вдумчивый,

и втайне

благожелательный.

Перескажу

тебе

я лучшее написанное ими –

высокие, торжественные гимны,

где мы с тобою названы по имени.

      32

Мир будет лучше,

легче станет жить,

число убийств уменьшится и войн,

обманов всяких:

мы любви друг к другу

торжественный являем образец –

старайся, кисть,

изобрази, резец

нас двойственность!

      33

Мы станем – боги,

мы – единый бог,

двуликий и двуполый.

Вот, любовь,

что делаешь.

Перетекают формы –

тут прибыло, тут убыло; любая

моя двуснастна мысль,

благая, наша.

Мы – бог нестрашен.