Новая жизнь

После того как я в вышеназванных стихах говорил о любви, пришло мне желание сказать в похвалу моей благороднейшей слова, в которых я показал бы, как пробуждается его эта любовь и как просыпается она не только там, где спит, но и там, где ее нет в возможности, и она, чудесным образом действуя, заставляет любовь явиться. И я написал сонет.

Сонет XI

В своих очах Амура носит донна,
На что ни взглянет, станет все добрее,
Когда проходит, все спешат за нею,
Трепещет всякий от ее поклона,
И, голову склонив, идет смущенно,
И о грехах своих скорбит сильнее,
Гордыня, гнев бегут пред ней, робея,
Воспеть ее мне помогите, донны.
На сердце нежность, в мыслях умиленье
Рождается у тех, кто ей внимает.
Блажен, кто в первый раз ее встречает,
Улыбки краше не видали люди.
Ни выразить восторга нет уменья,
Ни рассказать об этом новом чуде.

Этот сонет имеет три части. В первой я рассказываю, как эта донна приводит в действие любовную силу при посредстве благороднейших очей своих. А в третьей рассказываю, как она это делает при посредстве своих благороднейших уст. А между этими двумя частями заключается маленькая частица, которая как будто просит помощи у первой и у третьей части словами: воспеть ее. Третья начинается так: на сердце. Первая делится на три: в первой я рассказываю, как все, на что она посмотрит, делается от ее благородства лучше, а это значит, что Амур входит туда, где его не было; во второй говорю о том, как благородно она распоряжается в их сердцах. Вторая начинается: когда проходит; третья: трепещет всякий. Когда затем я говорю: помогите мне, донны, я даю понять, с кем я намерен говорить, взывая к доннам, чтобы они помогли мне почтить мою донну, потом, когда говорю: на сердце нежность, я повторяю то, что было уже сказано в первой части о первых двух деяниях ее уст; первое из них — ее сладчайшая речь, а другое — ее удивительный смех. Я не говорю об этом последнем, как он действует на сердца людей, потому что память не в состоянии удержать ни этот смех, ни его действия.

Глава XXII

После этого прошло немного дней (как угодно было Господу Славы, который Сам пошел на смерть), тот, кто был родителем всего чудесного, что заключалось в благороднейшей Беатриче, уйдя из этой жизни, отошел к Славе Вечной. Такое исчезновение очень горестно для тех, кто останется здесь, когда те друзья покойного, а какая же дружба может быть теснее, чем любовь доброго отца к доброму сыну или хорошего сына к хорошему отцу. А эта донна была добра в высшей степени, а ее отец (как верят многие, и это поистине так) был также добр в высокой степени[39]; ясно отсюда, что донна эта была исполнена горячей скорби!

И как было в обычае того города, чтобы при печальном событии таком собирались донны с доннами и мужчины с мужчинами, многие донны сошлись там, где горько плакала Беатриче. И я видел, как многие из них, возвращаясь от нее, говорили об этой благороднейшей и рассказывали, как она горевала. И между прочим они сказали такие слова: поистине, она плачет так, что тот, кто увидел бы ее, должен бы был умереть от сострадания. Донны прошли, и я остался в такой тоске, что слезы омывали мое лицо, и я много раз поднимал руки, чтобы закрыть ими глаза. И если бы я не желал еще что-нибудь услышать о ней (так как я находился в том месте, где проходила большая часть донн, что были с нею), я бы спрятался сразу, как только слезы овладели мною. И пока я оставался там, проходили мимо меня еще донны и рассуждали так: кто из нас когда-нибудь будет снова веселым после того, как мы слышали жалобы этой донны. И шли за этими другие, говоря: тот, что здесь стоит, плачет так, как будто бы он ее видел такою, как мы ее видали. И другие вслед за ними говорили обо мне: «Видите этого человека? Он перестал походить на самого себя, так он изменился».

И так проходили донны, и я слушал их разговоры обо мне, как я здесь рассказал об этом. И, размышляя о том, я решился сказать слова, для которых имел полное основание, и этими словами выразить все, что я слышал об этой донне. И так как я охотно бы спросил их, если бы это не послужило мне в порицание, я решился сделать так, как будто я их спрашивал, а они мне отвечали. И написал я два сонета. В первом я вопрошаю их так, как мне хотелось это сделать, а во втором я пересказываю их ответ, заимствуя все, что я слышал от них, как будто бы они мне отвечали. Первый начинается так: откуда так уныло, а второй: ты тот ли.

Сонет XII