Новая жизнь. Божественная комедия

1

И наш отец, на небесах царящий,Не замкнутый, но первенцам своим
Благоволенье прежде всех дарящий,

4

Пред мощью и пред именем твоимДа склонится вся тварь, как песнью славы
Мы твой сладчайший дух благодарим!

7

Да снидет к нам покой твоей державы,Затем что сам найти дорогу к ней
Бессилен разум самый величавый!

10

Как, волею пожертвовав своей,К тебе взывают ангелы «Осанна»[785],
Так на земле да будет у людей!

13

Да ниспошлется нам дневная манна,[786]Без коей по суровому пути
Отходит вспять идущий неустанно!

16

Как то, что нам далось перенести,Прощаем мы, так наши прегрешенья
И ты, не по заслугам, нам прости!

19

И нашей силы, слабой для боренья,В борьбу с врагом исконным не вводи,
Но охрани от козней искушенья!

22

От них, великий боже, оградиНе нас, укрытых сенью безопасной,
А тех, кто там остался позади».

25

Так, о себе и нас в мольбе всечасной,Шли тени эти и несли свой гнет,
Как сонное удушие ужасный,

28

Неравно бедствуя и все впередПо первой кромке медленно шагая,
Пока с них тьма мирская не спадет.

31

И если там о нас печаль такая,Что здесь должны сказать и сделать те,
В ком с добрым корнем воля есть благая,

34

Чтоб эти души, в легкой чистоте,Смыв принесенные отсюда пятна,
Могли подняться к звездной высоте?

37

«Скажите, — и да снидут благодатноК вам суд и милость, чтоб, раскрыв крыла,
Вы вознеслись отсюда безвозвратно, —

40

Где здесь тропа, которая бы шлаК вершине? Если же их две иль боле,
То где не так обрывиста скала?

43

Идущего со мной в немалой долеАдамово наследие гнетет,
И он, при всходе медлен поневоле».

46

Ответ на эту речь, с которой тот,Кто был мой спутник, обратился к теням,
Неясно было, от кого идет,

49

Но он гласил: «Есть путь к отрадным сеням;Идите с нами вправо: там, в скале,
И человек взберется по ступеням.

52

Когда бы камень не давил к землеМоей строптивой шеи так сурово,
Что я лицом склонился к пыльной мгле,

55

На этого безвестного живогоЯ бы взглянул — узнать, кто он такой,
И вот об этой ноше молвить слово.

58

Я был латинянин; родитель мой —Тосканский граф Гульельм Альдобрандески;
Могло к вам имя и дойти молвой.

61

Рожден от мощных предков, в древнем блескеИз славных дел, и позабыв, что мать
У всех одна,[787] заносчивый и резкий,

64

Я стал людей так дерзко презирать,Что сам погиб, как это Сьена знает
И знает в Кампаньятико вся чадь.[788]

67

Меня, Омберто, гордость удручаетНе одного; она моих родных
Сгубила всех, и каждый так страдает.[789]

70

И я несу мой груз, согбен и тих,Пока угодно богу, исполняя
Средь мертвых то, что презрел средь живых».

73

Я опустил лицо мое, внимая;Один из них, — не тот, кто речь держал, —
Извившись из-под каменного края,

76

Меня увидел и, узнав, позвал,С натугою стремясь вглядеться ближе
В меня, который, лоб склонив, шагал.

79

И я: «Да ты же Одеризи, ты жеЧесть Губбьо,[790] тот, кем горды мастера
«Иллюминур», как говорят в Париже!»[791]

82

«Нет, братец, в красках веселей играУ Франко из Болоньи,[792] — он ответил. —
Ему и честь, моя прошла пора.

85

А будь я жив, во мне бы он не встретилХвалителя, наверно, и поднесь;
Быть первым я всегда усердно метил.

88

Здесь платят пеню за такую спесь;Не воззови я к милости Владыки,
Пока грешил, — я не был бы и здесь.

91

О, тщетных сил людских обман великий,Сколь малый срок вершина зелена,
Когда на смену век идет не дикий!

94

Кисть Чимабуэ[793] славилась одна,А ныне Джотто[794] чествуют без лести,
И живопись того затемнена.

97

За Гвидо новый Гвидо высшей честиДостигнул в слове; может быть, рожден
И тот, кто из гнезда спугнет их вместе.[795]

100

Мирской молвы многоголосый звон —Как вихрь, то слева мчащийся, то справа;
Меняя путь, меняет имя он.

103

В тысячелетье так же сгинет славаИ тех, кто тело ветхое совлек,
И тех, кто смолк, сказав «ням-ням» и «вава»;

106

А перед вечным — это меньший срок,Чем если ты сравнишь мгновенье ока
И то, как звездный кружится чертог.[796]

109

По всей Тоскане прогремел широкоТот, кто вот там бредет, не торопясь;
Теперь о нем и в Сьене нет намека,

112

Где он был вождь, когда надорваласьЗлость флорентийцев, гордая в те лета,[797]
Потом, как шлюха, — втоптанная в грязь.

115

Цвет славы — цвет травы: лучом согрета,Она линяет от того как раз,
Что извлекло ее к сиянью света».

118

И я ему: «Правдивый твой рассказСмирил мне сердце, сбив нарост желаний;
Но ты о ком упомянул сейчас?»

121

И он в ответ: «То Провенцан Сальвани;И здесь он потому, что захотел
Держать один всю Сьену в крепкой длани.

124

Так он идет и свой несет удел,С тех пор как умер; вот оброк смиренный,
Платимый каждым, кто был слишком смел».

127

И я: «Но если дух, в одежде тленнойНе каявшийся до исхода лет,
Обязан ждать внизу горы блаженной, —

130

Когда о нем молитвы доброй нет, —Пока срок жизни вновь не повторился,
То как же этот — миновал запрет?»

133

«Когда он в полной славе находился, —Ответил дух, — то он, без лишних слов,
На сьенском Кампо сесть не постыдился,

136

И там, чтоб друга вырвать из оков,В которых тот томился, Карлом взятый,
Он каждой жилой был дрожать готов.

139

Мои слова, я знаю, темноваты;И в том, что скоро ты поймешь их сам,
Твои соседи будут виноваты.[798]

142

За это он и не остался там».[799]