Он любил выпить, а выпив, часто становился агрессивным, за что получал от супруги. Не подавая вида, он все-таки побаивался разгневанной жены. Как-то пьяненький признался мне:
– Представляшь, Андрюха! Я как выпью, моя баба становится невыносимой и агрессивной – так и норовит огреть чем-нить, че под руку попадется! Че смеесся?
Несмотря на постоянные споры и даже ругань, старики заботились друг о друге. Не знаю, это последствия любви или привычка, но баба Тоня подсовывала Митричу очки, которые он стеснялся носить прилюдно, лекарства, когда замечала его недомогание или даже наливала стопку на утро для похмелья хоть и недовольно бурчала при этом. Дед тоже старался чем-нибудь помочь жене без просьб и напоминаний.
Баба Тоня казалась строгой и постоянно чем-то недовольной, но под этой маской скрывалась добрая и отзывчивая натура. Она сразу взяла под опеку Мишку и постоянно баловала его чем-нибудь вкусным. Заметив, как пацан уплетает пельмени со сметаной, то стала часто баловать трудоемким блюдом. Даже решила зарезать курицу, чтобы приготовить куриный суп, который Мишка тоже любил.
Мне пришлось признаться в отсутствии нашего родства и своем решении взять под опеку парнишку. С тех пор ее внимание к сироте только усилилось и даже появились предложения перевести его в Константиновскую школу. Какой бой пришлось нам с Мишкой вынести при переселении в другой дом.
– Нечего ребенку в холодном доме делать! – категорично заявила баба Тоня. – Будет здесь жить!
– Я с Андреем хочу! – буркнул Мишка, глядя исподлобья на меня.
Мы с Митричем благоразумно не вмешивались, к тому же мне не хотелось обижать гостеприимную хозяйку. Упрямый парнишка отстоял право ночевать со мной в отельных случаях – раннего подъема на рыбалку или за грибами.
Баба Тоня преображалась при общении с подругами, улыбалась, шутила и при этом ее лицо молодело. Она оказалась голосистой песенницей. Когда она считала, что ее не слышат часто напевала вполголоса, а в компании пела часто, с удовольствием и запевала первой. Однажды она пристала ко мне:
– Андрей, спой что-нибудь, не зря гитару привез?
С момента смерти Алены я не брал инструмент в руки, считая, что, развлекаясь оскорблю ее память, а гитару сунул в машину при отъезде Мишка.
Смутившись, отговорился:
– Потом, как-нибудь.
Мы с Мишкой продолжили утренние тренировки, только подъем для него был не позже девяти часов утра. Он бежал вокруг прудов, а потом занимался со мной гимнастикой, приемами борьбы, растяжкой, силовыми упражнениями и боем с тенью. Как и в городе к нам присоединились несколько его новых деревенских друзей. Однажды в группу попросились два старшеклассника. Один из них был почти с меня ростом. Так и у меня появился спарринг-партнер.
Иногда за нашими тренировками наблюдал Митрич, попыхивая самокруткой.
– Эх, скинуть бы мне годков сорок, то я бы вам показал! – как-то высказался. – Ты где так наловчился ногами махать и приемчикам? – тут же поинтересовался. – У нас проще дерутся – кулаками или дрын из ограды выдерут …, – хмыкнул. – Супротив кола сдюжишь?
– Если припрет, – пожал плечами.
Деревенские знакомства.
Баба Тоня как-то поинтересовалась:
– Андрей! Ты не женат? У тебя есть невеста или женщина? Меня бабы достают вопросами, – вздохнула.
– Был женат, развелись, – признался, сомневаясь: «Говорить ли об Аленке?»
– Почему же не женишься снова? Ведь уже не мальчик! Вон у нас сколько хороших девчонок! А ты умный, сильный, в технике разбираешься – мужики хвалят и главное – не пьешь!
– Была у меня девушка – забыть не могу, – признался, глядя в сторону.
– А что с ней случилось? – встревожилась.
– Извините, но мне надо идти …, – и вышел из дома.
Денег за жилье и кормежку хозяева брать от меня отказались наотрез. Мы помогали им по хозяйству, натаскали на засолку и насушили грибов, навялили рыбы. Мишка поливал огород и помогал с прополкой, кормил скотину и кур, даже пробовал доить корову. Я пытался помочь Митричу в столярке, но он постоянно ругался на мои потуги и обозвав как-то косоруким рукосуем выгнал из мастерской. Тогда я стал покупать приносить хозяевам продукты. Они жили, редко употребляя мясо, хотя откармливали кабанчика на осень. Тогда они планировали его зарезать, часть выделить дочери с внучкой, немного оставить себе на праздники, а остальное продать. Теперь мясо в доме не переводилось, хотя хозяева демонстративно ругались на лишние траты, но вроде были довольны, особенно Митрич. К тому же он частенько обращался ко мне за похмелкой, объясняя, что старая ведьма зверствует и не понимает мужицкую душу.
Я купил в сельском магазине десяток бутылок водки на всякий случай, узнав, что в селе это самая ходовая валюта для расчетов за различные услуги – привезти дров, накосить сена, свозить в город или привезти из города что-то, вспахать усадьбу (просторный участок под картошку), что-то сделать по хозяйству или помочь. Так я рассчитался за проводку, электропатроны и выключатели. Мужики, обращаясь за помощью в ремонте техники личной или колхозной удивлялись, когда я отказывался от выпивки после ремонта.