Никита проводил взглядом спину Дэна и направился следом, почему-то ему вдруг показалось неуютным оставаться одному посреди дороги. Пусть и в комбинезоне, но все равно – как бельмо на глазу. А еще он с ужасом понял то, что раньше то ли не замечал вовсе, то ли гнал подальше: ведущий не пользовался сканером. Вообще.
Воображение тотчас подкинуло известную картинку с вереницей слепцов, бредущих к пропасти, но Никита отогнал ее, а вместе с ней и начинавшуюся панику. Дэну не могло так нереально, можно даже сказать, катастрофически везти. Вывод напрашивался сам собой: он чувствовал Зону как-то по-своему – так, что даже сканер ему не требовался.
Получалось, Ворон не являлся таким уж подлецом, подвергающим напарника постоянному риску и загребающим жар чужими руками? Думать об этом не хотелось – становилось стыдно.
– Обалдеть! – возглас вырвался у Никиты сам собой, когда он все же подошел к сталкерам и глянул вниз. Посреди самого большого из прудов лежала огромная туша: спина черная, гибкий силуэт с почти полным отсутствием хвоста, расставленные в стороны плавники (именно расставленные – как лапы у хищного зверя) и массивная голова. – Здесь же…
– Еще недавно плескалась аномалия «мертвая вода», – договорил за него Ворон, – и вот смотри. Все же жизнь везде пробьется.
– Не разделяю ваш оптимизм по этому поводу, – сказал Никита. – Смотрите!..
– Тс-с… тихо. Мы ведь не собираемся привлекать ее внимание?
Никита кивнул, ни секунды не сомневаясь в ответе. Вышедшее из-за угла дома и направившееся к пруду существо напоминало женщину: и фигурой, и лицом, и длинными светлыми волосами до щиколоток. Она была полностью обнаженной. Двигалась странно: чуть-чуть боком, широко расставляя ноги и присаживаясь к земле. Никита впервые в жизни видел московскую сирену.
– Говорят, их зову невозможно противиться, – сказал он шепотом.
– Чьему?
– Сирены.
– В мифах Древней Греции – однозначно. Столько кораблей об скалы побилось… у-у… – протянул Ворон.
– Вы издеваетесь?
– Нет. Читал много. В детстве.
Никита хотел сказать что-нибудь обидное, но тут женщина подошла к деревцу и облокотилась на него. Черт знает, почему раньше он не представил ее реальных габаритов. Рядом с деревом стояла лавочка, и та спинкой достигала только колена сирены.
– А… как это?
– В ней навскидку два с половиной метра, – сказал Ворон. – Готов влюбиться в столь рослую девицу?
– Ну… нет.
– Вот и чудненько, – улыбнулся сталкер. – Если бы она сидела или лежала, я бы еще мог опасаться за твое душевное спокойствие, но идущая или стоящая сирена точно не в состоянии вызвать влечение даже у самого любвеобильного типа.
– А почему вы беспокоитесь только за мое благополучие? – поинтересовался Никита.
Ворон рассмеялся, словно в вопросе имелось нечто весьма забавное.
– Дело не в наличии возлюбленной или того, на что ты попытался намекнуть. Просто чары сирен перестают действовать на любого, кто хоть однажды видел, как они питаются. И я, и Дэн оказывались свидетелями подобного неоднократно, к сожалению.
– Ворон… – позвал Дэн.
В этот момент огромный сом с мычаще-воющим звуком вынырнул на поверхность. Почему-то сирена не стала убегать, наоборот, она, казалось, застыла на месте. Рыба (хотя какая она, к черту, рыба, если дышит с помощью легких) тоже не стала к ней приближаться, лишь разинула пасть.
Произошедшее далее более всего напоминало старый фантастический фильм с инопланетянами, которых захватывали в плен с помощью мелодии, которой они не могли противиться. По крайней мере Никите почудилось нечто очень похожее в том, как двигалась сирена: плавно и в то же время неестественно, словно верхняя и нижняя половина туловища существовали у нее отдельно друг от друга.
Когда сирена подошла почти вплотную, едва сама не влезла в разинутую пасть, сом сказал: «Ам». Возможно, Никите и почудилось, но расслышал он более чем отчетливо. Затем чудовищная рыба погрузилась в воду и отползла на середину пруда.
– Все полюбовались? – осведомился Ворон.
Никита машинально кивнул.
– К водоемам не приближаемся под страхом смерти, а теперь идемте.
Никита развернулся. Он собирался первым ступить на проезжую часть, но прямо перед глазами пролетело что-то сиреневое, заставившее его инстинктивно отступить.
– Черт, Ворон, образумь свою скотину!
– Мою? – удивился сталкер и фыркнул. – Хорошо, пусть даже и мою. Ты от дороги, Никитушка, отойди – так, на всякий случай.
Неизвестно, что подействовало на него лучше: это «Никитушка» (именно так называл его Дим) или проникновенный, совершенно не вяжущийся со сталкером тон. Никита действительно попятился.
– Вот и умница, – сообщил Ворон, шагая через газон и становясь на границу дороги.
Бордюрный камень здесь не был широким, и сталкер стоял на цыпочках, каким-то чудом удерживая равновесие и застыв неподвижно. «Кот Шредингера» носился перед ним, вычерчивая зигзаги и дуги. Когда же существо нарисовало в воздухе перевернутый треугольник, Ворон резко отступил на тротуар и вскинул руку.