Новая Зона. В рай без очереди

А за грязными и оттого непрозрачными окнами постепенно темнело. И в глубокой, гулкой тишине Зоны постепенно начали всплывать разные звуки, хорошо слышные сквозь витрины и деревянные рамы магазина. Быстрый, щелкающий топот мимо по дороге к мосту – какой-то крошечный бегун стремительно промчался на твердых, как кость, ногах. Мягкий, легкий удар в стекло – хоть и сумерки на улице, но на фоне темно-серого окна появилось и надолго зависло еще более темное пятно высотой с человека, и приложилась к витрине небольшая пятерня. Захрустели шаги по крыше, и кто-то или что-то наверху заунывно, долго затрубило на одной высокой ноте, и в ответ из поселка прилетел громкий, хриплый, вполне человеческий крик, исполненный дикого, беспредельного ужаса, который тут же, без переходов стал звонким, заливистым лаем. Я взглянул на часы. Половина восьмого. Значит, в следующий раз вернуться в нашу «крепость» нужно не позже шести. Ночь Зоны – время особенное, и ночь эта начинается задолго до того, как солнце скроется за горизонтом. «Улллллоооууу» – мощно простонало нечто еще дальше от нас, наверное, в километре от магазина, могучий низкий звук раскатился в пространстве, и я почувствовал через кресло легкую дрожь пола. Пятно у витрины отлепило от стекла руку и бесшумно исчезло. Вместо этого кто-то невидимый начал шумно сопеть в железную дверь подсобки и время от времени звонко царапать металл. Я бесшумно поднялся, стараясь не скрипнуть креслом, и заглянул в каптерку. Ведомые мои мирно дрыхли, несмотря на то, что отдельные вопли с улицы были достаточно громкими, как и различимое поскребывание по металлу двери. Это хорошо. Ни к чему им слушать этот концерт, хватит с них пока впечатлений. Аккуратно, не топая и не наступая на мусор, я вернулся к креслу и вполглаза задремал, как уже делал во время отдельных ночевок в укрытиях. Вроде и спишь, а вроде и нет – так, плаваешь слегка на грани сна, одновременно частью сознания сканируя пространство. И, что интересно, умудряешься даже выспаться, единственное, потом надо обязательно поспать по-настоящему. Иначе три-четыре дня такого режима, и Зона щедро обеспечит глюками. Знакомо, скажем так.

К четырем утра возня за окнами, влажные всхлипы, топот мелких «бегунов» и чей-то тихий плач в развалинах завода почти стихли. В пять наступила густая, глубокая, до звона в ушах, тишина. Нет в Зоне певчих птиц, и поэтому, несмотря на лето, каждый рассвет здесь туманный, прохладный и уныло тихий настолько, что слышно, как падают капли росы с веток мертвого тополя. Говорят, самое нормальное время здесь, только ходить, но…

Я аккуратно, не спеша выдвинул тяжелый засов, стараясь скрипеть и лязгать им как можно тише. Так же осторожно и очень-очень медленно начал открывать дверь, чтобы она не загудела несмазанными, ржавыми петлями. «Дурак, – подумал я. – Вчера еще надо было не пожалеть солидола, благо в подсобке его целый ящик». И дверь, словно соглашаясь с тем, что я непредусмотрительный идиот, начала тихонько пощелкивать несмазанным металлом: «тактактактактак…»

В расширяющуюся щель приятной, вкусной свежестью начал затекать холодный утренний туман, от которого уже вовсю пахло осенью и первыми заморозками, хотя до настоящего инея, конечно, было еще далеко. Хорошо, что пока нет ветра и не пахнет розовой рекой. Теперь главное, чтобы никто не стоял за дверью. Такое бывает. Ночью припрется нечто разной степени уродливости или разложения, встанет напротив двери схрона и торчит неподвижно натуральным таким памятником, который потом совсем не хочется помнить. Тихо стоит, бывает, что и не одно. И тогда нельзя делать резких движений. Тихонько вылез, на цыпочках мимо прошел со скоростью минутной стрелки мимо этих «часовых», и тогда все нормально.

Я выглянул. Пласты и волны тумана, текущие медленно под уклон, к реке. Холодно, рассвет только-только набрал силы, раскрасив восток над стеной мертвого леса. Похоже, ожидается ясная погода – на небе только отдельные, словно подожженные золотистым огнем слои высоких облаков, что в Зоне над Москвой дело почти невозможное, но по окраинам бывает нередко. И никого. Вот и славно.

Пока не проснулась моя команда, куском рваной шторы тщательно вытер влажный отпечаток ладони на стекле в том месте, куда приходил ночной гость. А то мало ли, заметят, в следующую ночь не уснут, а сталкер, не выспавшийся и по этой причине невнимательный, это уже наполовину смертник.

– Рота, подъем, – буркнул я достаточно громко. – Завтрак, и вперед.

Сонные, со следами складок от наволочки на лицах, выперлись из темноты подсобки Кося и Ветерок. Депутат широко, с подскуливанием, зевнул.

– Ох, и сны тут снятся, Ланс… очумеешь, серьезно.

– У, блин, и мне тоже. Кошмарит тут.

– А что вы хотели, ребята? Если тут неделю без выходных жить, то можно и крышей съехать непоправимо, а вы говорите – сны… Так, что у нас с провиантом?

– Тушняк, само собой, шесть банок. Галеты, зубы ломать. Вода. Все, собсно. Хреновое нам снабжение бандосы выделили. – Кося покопался в рюкзаке. – А, еще банка сгущенки. Супер, че.