Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

Чары романтизма и яд ассимиляции не пощадили и семьи самого Мендельсона. Наиболее трагично сложилась жизнь его старшей дочери, даровитой Доротеи. Чувствуя себя несчастной в браке с Симоном Фейтом, 32-летняя Доротея, уже мать двух сыновей, бросилась в объятия бурно-пламенного романтика Фридриха Шлегеля, с которым встретилась в доме своей подруги Генриетты Герц. Шлегель, несмотря на свой юный возраст (ему тогда было 25 лет), был уже известен в литературных кругах как искатель новых путей в поэзии и enfant terrible, задевший в критике самого Шиллера. Между немецким рыцарем романтики и дочерью еврейского мыслителя установилась интимная связь, которую влюбленные и не думали скрывать. Доротея оставила супружеский дом и поселилась в одной квартире с Шлегелем, в том же Берлине. Вскоре она, при посредничестве Генриетты Герц и Шлейермахера, добилась от мужа развода; Фейт был настолько великодушен, что даже отпустил детей к ушедшей матери и назначил всем пенсию. Вскоре литературный мир был скандализован появлением романа «Люцинда» Фридриха Шлегеля (1799), этого евангелия эротизма, где автор не постыдился вынести на улицу интимные подробности своей семейной жизни. Эта проповедь утонченных наслаждений, праздности и «прожигания жизни», облеченная вдобавок в плохую художественную форму, встретила резкое осуждение со стороны критики. Сочувствовали автору только немногие, в том числе его товарищ Шлейермахер, который выпустил в защиту скверного романа анонимные «Письма о Люцинде». В 1801 г. Доротея напечатала и свой роман «Флорентин», который по настроению был близок к «Люцинде», но гораздо менее оскорблял нравственное чувство и художественный вкус. Чета Шлегелей вела бродячую жизнь: Берлин, Иена, Дрезден, Лейпциг, Кельн и Париж видели эту странствующую пару, которую буржуазное общество часто отталкивало и заставляло терпеть нужду. В 1802 г. в Париже Доротея приняла крещение по лютеранскому обряду и формально повенчалась с Фридрихом. Спустя несколько лет, под влиянием романтического «возврата к средним векам», оба супруга обратились в католичество и поселились на жительство в Вене (1808), где Шлегель получил место в австрийской придворной канцелярии. Там Доротея прожила почти всю остальную жизнь, отлучаясь по временам в Германию и Италию для посещения своих сыновей, художников Фейтов, также крещенных. Умерла она в 1839 г. во Франкфурте-на-Майне, пережив мужа на десять лет.

Ее младшая сестра, Генриетта Мендельсон (1768—1831) ос­тавалась незамужней и долго жила в Париже, в качестве гувер­нантки в богатой христианской семье. Полунемка, полуфранцу­женка, она была совершенно отчуждена от еврейства и по религи­озному убеждению приняла католичество. Последние годы жизни она провела в Берлине, при своих братьях, и в своем духовном завещании благодарила их за терпимость по отношению к ней, католичке; она только выразила сожаление, что Христос не оза­рил их души светом истинной веры. На могиле этой дочери Мои­сея Мендельсона красовалась завещанная ею надпись: «Redemisti те Domine, Deus veritatis!» (Ты искупил меня. Господи, Бог прав­ды!).

Из сыновей Моисея Мендельсона остался в еврействе до конца своей долгой жизни старший Иосиф (1770—1848), основатель бан­кирского дома Мендельсон в Берлине. Младший же его брат и ком­паньон в банковском деле, Авраам Мендельсон-Бартольди (1776—1835), был евреем только наполовину. В Париже, где он в мо­лодости служил в торговом доме, он проникся модным тогда кос­мополитизмом и вернулся в Германию совершенно равнодушным к еврейству. Женившись на девушке из ассимилированной еврей­ской семьи, он решил окрестить своих детей, чтобы облегчить им доступ в высшее христианское общество. Вначале тень великого отца удерживала Авраама от этого шага, но потом он поддался доводам своего крещеного шурина, Соломона Бартольди, кото­рый писал ему: «Ты говоришь, что имеешь долг по отношению к памяти твоего отца, но наступишь ли ты дурно, если ты своим де­тям дашь ту религию, которую ты считаешь лучшею для них? Можно оставаться верным преследуемой религии и навязывать ее своим детям как наследие мученичества на всю жизнь, если счита­ешь эту религию единоспасающей, но если такого убеждения у тебя нет, то поступать так было бы варварством». Авраам должен был согласиться с этим доводом, окрестил своих детей и прибавил к своему фамильному имени немецкое имя Бартольди. Один из его в детстве окрещенных сыновей, Феликс Мендельсон-Бартоль­ди (1809—1847), прославился впоследствии как гениальный ком­позитор, особенно в области религиозной музыки. Старшая сестра Феликса, компонистка Фанни Гензель, получила от отца ко дню своей конфирмации по протестантскому обряду следующее письмо-исповедь: