Новейшая история еврейского народа. Том 3

В марте 1881 г. антисемитская петиция, под которой имелось около четверти миллиона подписей, была подана Бисмарку, но отве­та на нее не последовало. Эта тактика молчания была, вероятно, за­ранее установлена между канцлером и организаторами петиции. И в самом деле, что мог ответить Бисмарк? Что их главные требования уже проводятся на практике «в порядке управления» и впредь будут проводиться? Но эту правду неудобно было сказать, ибо это послу­жило бы поводом к неприятным парламентским запросам по поводу нарушения конституции. Правительству удобнее было поменьше говорить и больше делать. Авгуры антисемитизма в обществе и пра­вительстве отлично поняли друг друга. Труд был разделен: власть делала в административном порядке все возможное для стеснения ев­реев, а неофициальные антисемиты свободно вели свою преступную пропаганду. Официозы Бисмарка (газета «Norddeutsche Allgemeine Zeitung» и журнал «Grenzboten») не скрывали своих симпатий к ан­тисемитизму. После запроса в ландтаге в газете канцлера говорилось, что в антисемитизме, очевидно, есть нечто хорошее, если против него выступают прогрессисты. Против этого цинизма протестовала партия социал-демократов, жертва бисмарковской реакции. 11 января 1881 г. десятки тысяч рабочих в Берлине приняли резкую резолюцию проте­ста против антисемитизма и всяких исключительных законов.

Между тем проповедь национальной вражды привела к обыч­ному результату. Депутат Евгений Рихтер в вышеупомянутой речи пророчески говорил: «Остерегайтесь вызвать дикие страсти в раз­нузданной массе народа! Не будите зверя в человеке: он потом ни перед чем не остановится». Зажигательные речи антисемитов в со­браниях, крикливые клеветнические статьи в газетах, агитация во время выборов в рейхстаг вызвали в низах народа потребность пе­рейти от слов к делу. Погромное движение началось в глухих горо­дах Бранденбурга и Померании, в колыбели пруссачества. В городе Нейштетине, где находилась небольшая еврейская община, сгоре­ла дотла вновь отстроенная синагога (18 февраля 1881 г.). Выясни­лось, что за несколько дней перед тем в Нейштетин приезжал упомя­нутый агитатор Генрици, уволенный за скандалы от учительской должности в Берлине, и произносил там речи, подстрекавшие к насилиям против евреев. Возникло поэтому подозрение, что сина­гогу поджег кто-нибудь из толпы, возбужденный проповедью аги­татора. Через несколько месяцев в том же Нейштетине произошел открытый погром. Поводом послужило уличное столкновение между евреем-редактором местной газеты и адвокатом-антисеми­том, задетым разоблачениями его темных дел в газете. Поколотив редактора и получив от него такой же ответ, адвокат позвал на помощь уличную толпу. Сбежавшаяся толпа христиан стала бить стекла в еврейских домах и магазинах, разбивала мебель, а места­ми грабила имущество (19 июля). Была разгромлена и редакция ненавистной «еврейской», т. е. прогрессивной, газеты. Когда на другой день беспорядки возобновились, явился усиленный наряд полиции и войска и прекратил их. Вскоре такие же погромы, тай­но подготовленные разветвленной организацией, повторились и в других местах поморской Пруссии (Гаммерштейн, Кониц, Бублиц, Ястров). Власти наконец спохватились и приняли энергич­ные меры для подавления беспорядков. Из Берлина был дан при­каз арестовать и предать суду зачинщиков и подстрекателей, не разрешать антисемитских сходок и не допускать эксцессов. По­громная эпидемия была таким образом локализована: она заглохла в гнезде своем — прусской провинции с наиболее отсталым насе­лением, на которое, может быть, имели влияние слухи о тогдаш­них погромах в России. События в России могли показать Бис­марку и германским консерваторам, до каких пределов варварства может дойти антиеврейское движение масс, вовремя не останов­ленное, а спуститься до уровня своей восточной соседки культур­ная Германия все-таки не хотела.