Новелла ГДР. 70-е годы

Спать он улегся рано, ключ привязал к ремешку часов.

Ключ, открывающий мир, — так ли выразил он свою мысль? Что имеешь в виду, думая о мире? Есть мир социалистический, мир капиталистический, третий мир, далекий мир, огромный далекий мир и манящий простор этого далекого мира.

И если вначале, выстраивая эту цепь понятий, он еще не имел никакого конкретного представления ни об одном из них, то теперь ему явственно представился огромный лайнер над рекламно-голубыми волнами с рекламно-золотым пляжем и рекламно-роскошными отелями. К тому же он вспомнил, что Клебер летает на похожем самолете и время от времени шлет открытки с подобными видами, хотя никто ему на них не отвечает.

Море на тех открытках могло быть и Средиземным морем, и Тихим океаном, и Атлантикой, а пляж мог быть любым пляжем в Тунисе, на Таити или Коста-Браве: однотипные и взаимозаменяемые. Одно он знал наверняка — пляж на открытке не мог быть тем пляжем, на котором он с Тильдой загорал прошлым летом.

Девушки на открытках тоже были похожи друг на друга как две капли воды. Но улыбались они улыбкой, очень его волновавшей, — абстрактной улыбкой всех женщин мира. Улыбка эта напоминала ему о былом юношеском чувстве, не выдержавшем испытания жизнью.

Под утро у него мелькнула мысль, что решение зависит не только от него. Рыбаки могли обнаружить пропажу и заменить замок. Тут сердце у него оборвалось, как при известии о большом несчастье.

Встал он одновременно с чайками. Заплатил за кресло, что стояло в западной части пляжа, где песок был мельче, а дюна не такой высокой. Когда восточная сторона пляжа вся уже лежала в тени, западная все еще освещалась солнцем. К креслу Брагула, однако, не пошел, а устроился рядом со сходнями. Часов в девять пришли рыбаки. Он ни на минуту не упускал их из виду. Они откачали воду из трюма, подготовили парус, подладили что-то в двигателе. Когда катер был полностью готов, матрос, что помоложе, ваял в руки горн и протрубил, давая знать желающим покататься. К шлюпке в то утро они не подошли.

Весь день он оставался на своем наблюдательном посту. В полдень только сходил к киоску, купил две сардельки и бутылку лимонада.

— Будет шторм, — сказала продавщица, — ноги ломит.

Ветер к этому времени окреп, а к вечеру на волнах появились барашки. Закончив последний рейс, возвратился катер, и рыбаки что-то говорили про шлюпку. Брагула понял, что необходимо действовать.

Подойдя около одиннадцати к эстакаде, он обнаружил, что фонарь светит ярче, чем он ожидал. Для просмотра местности тут не нужен был и ночной бинокль. У воды он закатал штанины, башмаки сунул в сумку с копченой колбасой и бутылкой коньяка. Кроме этого, он прихватил шерстяное одеяло и кусок брезента, подобранный им во дворе у хозяев. Вода была холодной, пришлось идти на цыпочках. Оказалось, что тут глубже, чем он предполагал, брюки намокли, но возвращаться он не хотел.

Он прошел под эстакадой и перевалился в лодку. Здесь, под прикрытием катера, он был в безопасности. Сняв с ремешка ключ, он вставил его в замочную скважину. Ключ подходил!

Цепь загремела, когда Брагула протягивал ее сквозь кольцо, к тому же он не успел ее подхватить, и конец бултыхнулся в воду. От испуга у Брагулы замерло сердце. Он осторожно направил нос лодки в сторону моря. Впереди белела широкая полоса, которую нужно было пройти быстро, но без помощи весел. Сильным движением он толкнул лодку вперед. Под кормой вскипела вода. Он грудью навалился на заднее сиденье, ноги волочились по воде. Лодка поплыла прямо в темноту, но вскоре шла уже так медленно, что время тянулось бесконечно; Брагуле приходилось все чаще прогибаться в пояснице. В детстве он с родителями жил во дворе бывшей экспедиционной конторы, и когда темными зимними вечерами отец посылал его за ромом, то ему приходилось бежать мимо открытых дверей каретного сарая, пугавшего его своим черным бездонным зевом. Когда он выходил из дому, было не так страшно, тылом ему служил надежный подъезд, а впереди виднелась освещенная улица, да и ворота во двор никогда не закрывались. Мимо кошмарно-черного проема он проскакивал единым духом. Страшнее было, когда он возвращался. Двери в доме были закрыты, и в потемках не сразу удавалось нащупать щеколду. И тогда чудище, выползая из черной пасти, тянулось к нему своими длинными щупальцами, и, чтобы избежать их, он, сколько было возможно, прогибался в пояснице. Наконец он выбрался из освещенного круга. Забрался в лодку и опустил штанины. Они были мокрые, так что, если придется грести, будут натирать руки, но Брагула надеялся на ветер.

Он сел на скамью и вставил весла в уключины. В конусе, образуемом светом фонаря, увидел силуэт катера, наверху, на набережной, — прохожих, еще дальше — город…