Новелла ГДР. 70-е годы

Действие открывает второстепенный персонаж Штрёлер. Возвращаясь с работы в пивной, усталый и, разумеется, слегка под градусом, он вскоре после полуночи входит в дом номер 263 на Линиенштрассе, где он живет во флигеле на четвертом этаже, в среднем подъезде, и спустя пять минут снова выходит оттуда, идет к телефонной будке около Ораниенбургских ворот и, убедившись в ее неисправности, торопливо, слегка танцующей походкой возвращается в пивную, откуда звонит в полицейский участок и просит дежурного срочно прислать наряд на Линиенштрассе, где в заднем корпусе, на четвертом этаже слева человек, точнее, мужчина барабанит кулаками в дверь, кричит, что его лишили свободы, и требует немедленно вызвать к нему представителя государственной власти. Нет, никто не пьян: ни он сам, хотя и выпил, что почти неизбежно при его профессии кельнера, ни узник, который, если с ним разумно говорят, разумно и отвечает, на саксонском, кстати, наречии, если позволено будет на это указать. Ну что вы, дверь дома не заперта, он, Штрёлер, сразу же от телефона подастся к дому и там будет дожидаться полицейских, чтобы избавить товарищей от ненужных поисков, поскольку то, что он назвал задним корпусом, в сущности, не что иное, как флигель, правый, вход и него можно и не заметить, ибо скорее бросается в глаза проход во второй задний двор, потому что он больше, чем настоящий вход, он очень большой, собственно говоря, это проезд, но им не разрешено теперь пользоваться, как и первым проездом, так как под обоими дворами топкие погреба, в них можно провалиться, почему вот уже два поколения жильцов приплачивают разносчикам угля за то, что им приходится проделывать пешком такой длинный путь. Да, конечно, он знает, кому принадлежит квартира, это ведь соседняя с ним квартира, четвертый этаж слева, а он живет в среднем подъезде и хорошо знает женщину справа, ну как знаешь соседку, не будучи с ней в дружбе; ее фамилия Пашке, и она, собственно, девица, но имеет троих детей — двух, четырех и шести лет, — для которых она никак не может получить одновременно три места в детский сад и ясли, почему сейчас и работает ночью портье в небольшой гостинице на Фридрихштрассе, с десяти вечера до шести утра, несчастная женщина, кстати, вполне порядочная, если не считать сменяющихся мужчин, один из которых, наверное, и этот барабанщик; если он, Штрёлер, не ошибается, его голос он в последние месяцы нередко слышал с лестницы, а не через стены — стены толстые и звуконепроницаемые, это единственное достоинство дома, действительно единственное. Нет, имени мужчины он не знает.

Штрёлер, не останавливаясь, выпивает еще один шнапс и, подбадриваемый своими коллегами, отправляется на Линиенштрассе, к дому 263, который построен ровно сто лет назад на деньги человека, чьи правнуки теперь живут в Гамбурге, предоставив свое имущество коммунальному управлению. Нет, этого он не знает; он только знает, что последний раз дом ремонтировался в 1930 году и коммунальное управление даже и не собирается снова это делать, поскольку уже с 1950 года объект предназначен на снос, срок которого все время твердо устанавливается: 1960, 1963, 1968, 1972. Ныне годом надежды провозглашен тот, что наступит после следующего года, но веру в это питают только жильцы с небольшим стажем.

Когда Штрёлер достиг места происшествия, из машины вышел другой второстепенный персонаж: внушительных размеров младший лейтенант, он не представляется по имени в отличие от Штрёлера, который, представившись, снова рассказывает то, что читателю уже известно. Пока они пересекают темный двор и взбираются по лестнице — кельнер возбужденно подпрыгивая, медленно и степенно младший лейтенант, — полицейский задает вопросы, первый из них о детях, о которых Штрёлер еще не подумал, но он сразу вспоминает одно замечание их матери: возможно, от отцов они и унаследовали всякие разные свойства, но одну способность, способность к поразительно глубокому сну, они переняли определенно от нее.

При следующем вопросе Штрёлер останавливается: боже сохрани, ни в коем случае, и речи быть не может, говоря о сменяющихся мужчинах, он не хотел, чтобы это так буквально поняли; насколько ему помнится, он даже характеризовал ее как порядочную женщину, женщину, достойную сожаления, потому что мужчины от нее всегда уходят через несколько месяцев или лет, причем, кто знает, может, виной тому и квартира, неудобств которой никто не в состоянии долго выдержать.

На каждое словоизвержение младший лейтенант лишь хмыкает, мнения своего не высказывает, не проявляет никаких чувств, даже перед квартирой Пашке, откуда раздаются барабанный грохот кулаков по двери и призывы на помощь. Он терпеливо выжидает, пока барабанщик сделает паузу, наклоняется, открывает почтовую прорезь и кричит в нее, что здесь полиция, и требует объяснения.