Новелла современной Румынии

— Ну… это… объявление… — пробормотал Кирикэ тоном заговорщика. — Радиостанция была не в исправности… Я починил ее и передал объявление. На все село было слышно!.. А другое объявление, то, что барабанщик зачитывал, не знаю, кто изменил, но я его аннулировал, знаете, я его опроверг: не вышло, как они хотели… Я три раза подряд объявил: цена твердая!

Но Нетя не хотел ничего знать. Он презрительно оттопырил нижнюю губу и, когда терпение у него окончательно лопнуло, гаркнул:

— А ну-ка, не лезь не в свое дело! Проваливай отсюда немедленно… к Дрону! Баста!

Смачно сплюнув, он повернулся к Кирикэ спиной и продолжал, обращаясь к крестьянам как ни в чем не бывало:

— Вот так! Я, если можно так выразиться, человек простой. Как говорю, так сказать, так оно и есть, стало быть! Когда государство выдает бланки для покупки ягнят на килограмм, туда не впишешь, что куплено гуртом. Баста! В тюрьму засадят, если можно так выразиться, без всякой вины, с жуликами вместе. Такое дело, так сказать. Продавайте кому угодно тогда, только не нам. Ясно?

Вовсе нет: крестьяне ни в какую не признавали твердой цены!

«Понятно, — думал Кирикэ, пятясь назад, — почему Нетя напустился на меня: он все еще считает меня виновником того, что объявление по радио запоздало. Или, может быть, как я, одно время подозревал, что Нетя изменил текст объявления и дал его барабанщику, так и Нетя теперь подозревает, что это изменение сделал я… И чего доброго, еще счел меня прихвостнем Дрона! Как бы там ни было, но здесь, на людях, не было возможности разобраться во всем этом…»

Проклиная судьбу, которая была так несправедлива к нему, взбешенный Кирикэ вошел во двор сельсовета. Вокруг здания сельсовета, к которому вела широкая дорога, двор был тесный, но дальше, за соседними домами, он сразу расширялся. В глубине его находились сельсоветские конюшни.

Попадись ему в эту минуту Дрон, он схватил бы его за шиворот, и Дрон, само собой разумеется, вынужден был бы во всем признаться.

Но Дрон родился под счастливой звездой: его нигде не было. Во дворе, разбившись на большие и малые группки, стояло человек сорок крестьян… Ребятишки стерегли ягнят, следя, чтобы они не смешивались с чужими. Икэ Леве, спокойно посасывая мундштук, тоже защищал твердую цену, рассказывал парням анекдоты, не имевшие прямой связи с ценой на ягнят и со скупкой вообще, и парни ходили за ним по пятам… А в глубине двора Турку взвешивал ягнят, как видно не собираясь их покупать: взвесив, он передавал ягнят мальчишкам, которые с криками подталкивали их обратно в стадо.

«Где это он достал весы? — удивился Кирикэ, вспомнив, что утром найти весы казалось совершенно невозможным. — Если он достал весы, значит, он тоже…» — радостно подумал Кирикэ, чувствуя, что с души у него точно камень свалился; и с той минуты, когда ему стало ясно, что Нетя, Турку и Икэ — вне всяких подозрений, он сделал немедленное заключение, что «ему, несомненно, с Дроном не по пути!»

Все было ясно как божий день: во всем виноват Дрон!

— Передача состоялась… Вы слышали?

Турку смотрел на него, погруженный в свои мысли; потом, доброжелательно кивнув головой, принялся что-то быстро записывать на оборотной стороне обложки «Педагогической поэмы». Какие-то цифры, — возможно, в связи с только что взвешенными ягнятами.

— Объявление! — настаивал Кирикэ, радуясь, что Турку встретил его не так, как Нетя. — Объявление барабанщика я аннулировал. Товарищ Нетя уже знает, я ему сказал…

Турку, хотя и писал, но, казалось, внимательно слушал, и Кирикэ продолжал рассказывать… Но не успел он докончить, как одно из окошек сельсовета с шумом распахнулось и из него высунулся Дрон.

— Турку! — повелительно крикнул начальник. — Брось ты этого малого и иди сюда!.. Нетя! Икэ!.. Все на летучку… черт бы ее… — И окошко с шумом захлопнулось.

«Этот малый», разумеется, был Кирикэ, это его надо было «бросить». Его, который держал в руках все нити жульнических операций Дрона! Его, теперь отлично знавшего, что Дрон изменил объявление барабанщика!

Турку тотчас же поднялся; он ушел, задумчиво глядя на свои цифры… О Кирикэ он даже и не вспомнил.

«Меня, значит, не зовешь! — мысленно набросился на Дрона Кирикэ. — Хорошо же! Погоди ты у меня!»

Воинственно, одним движением руки расстегнув все пуговицы своей куртки, практикант Кирикэ решительно двинулся вслед за Турку… Но, сделав несколько шагов, остановился, привлеченный шумом, доносившимся с того места, где стояли весы: там собралась небольшая группа скандалистов.

На весах стоял человек-пугало. Его взвешивали, и он смеялся.

— А ну-ка, еще разок… — подзадоривал он того, кто его взвешивал. — Сколько ты сказал? Ха-ха!..

Услышав ответ, он завопил:

— Ну и мошенники же эти румыны! Ничего себе весы!

Возле весов стоял безбородый и, хихикая, одобряюще и покорно кивал головой, точно хотел сказать: «Несомненно, так оно и есть!..»

Было похоже на то, что все стоявшие у весов взвешивались только ради шутки, зная заранее, что весы у бригады скупщиков никуда не годные.

— Ха-ха-ха! — смеялось пугало, слезая с весов.