Ночью мне не спалось. Я лежал в кровати и думал о том, о чем мы разговорились с Евой. Признаться, уйти я предпринимал попытки слишком много раз. Я даже устал считать. Меня возвращало плохое самочувствие и… потребность ли в том, чтобы Ева заботилась обо мне?
Я до крови искусал внутреннюю сторону рта, мои раны заживают очень долго, но мне уже все равно. Закидываю руки за голову и вздыхаю. Мне нужно двигаться в каком-либо из направлений, но пока я не вижу перед собой цели.
Переворачиваюсь на бок, кровать издает глухой скрип, одновременно с этим мне показался крик откуда-то в доме. Я прислушался, но больше не доносилось ни звука. Поднимаюсь, решив проверить, открываю дверь и вижу, что в коридоре горит свет. Желтоватый теплый свет разливается по полу на светло-розовом напольном покрытии под дверью комнаты Евы.
Я подхожу к двери настолько близко, что меня самого могли услышать. Прислоняюсь головой к двери и в тот же момент слышу голос Тадеуша.
Да, подслушивать плохая привычка. Мне обычно не настолько интересно, чтобы заниматься подобным, но в этот момент все решил случай. И то, что я услышал, совершенно вывело меня из равновесия.
Я тяну за дверную ручку, но она не поддается. Мои руки пробрала дрожь. Ева кричала за дверью, как и в том будущем, где Тадеуш грязно издевался над ней.
Потянув со всей силы, чувствую внутри себя знакомую холодную и колкую боль. По моим венам словно разливается нечто постороннее, я изо всех сил сопротивляюсь чувству ненависти, пытаясь сделать правильный выбор. Вернуть время сейчас или самому попробовать все исправить.
Но сколько бы я ни оборачивал события, на их исход все равно ничего не могло повлиять. Что должно произойти, то произойдет.
Ослепляющая ненависть захватывает изнутри, отбирая контроль над телом, даже вдох сделать не удается. Если даже я не могу ничего изменить, то пусть весь мир истлеет до пепла.
Дверь издает треск и вместе с петлями отпадает. Мои глаза словно застелены пеленой белой дымки. Я ничего не могу разглядеть, внутри все стучит и бьется в предсмертном марше.
Слышу только как Ева кричит, а Тадеуш подходит ко мне. Он понимает, что я не могу причинить ему вреда в таком состоянии и отталкивает меня.
Я падаю на пол и тщетно пытаюсь вернуть себе зрение. В комнате что-то происходит, но все потеряло краски и выглядит словно замыленная пленка.
Поднимаюсь, ища на что опереться. Я слышу плач Евы и иду на ее голос.
— Не вмешивайся, — говорит Тадеуш. — Я знаю, что ты снова пытаешься мне помешать. Но судьбу не обманешь и, если это случится не сейчас, так в следующий раз.
— Ева, спрячься, — говорю я.
— Господин… моя заколка…
Я вспоминаю о заколке, которая лежит на ее комоде. Столько раз я был здесь и одевал украшения на ее волосы, что даже без зрения смог бы дойти от двери до комода и достать заколку с острой иглой.
Вся комната виделась мне как игровая печально разбросанных игрушек без света. Я знал, где находится Тадеуш, поэтому смог добраться до него и ранить.
Тадеуш закричал, я схватил его за горло и стал душить. Он пытался оттолкнуть меня от себя, но мои руки словно превратились в лапы кровожадного чудовища с когтями. Я чувствовал, как протыкаю ими кожу на его шее.
Воспользовавшись тем, что я потерял возможность видеть, он смог ударить меня тяжелым предметом, и я не смог больше его держать. Тупая боль разлилась по всей моей голове.
Я чувствовал в комнате кроме своего еще два сердцебиения. Я взвыл и бросился на Тадеуша. Он хрипел из-за вскрытого горла, всюду хлестала кровь. Вся комната наполнена ужасом, из открытого окна доносится свист птиц, запах опустошенных до гниения тел.
Тадеуш был еще жив, он упал на стол. Я оцарапал иглой всю гладкую лакированную поверхность. В комнату словно светили прожектором, опущенным сверху, марево рыжего адского солнца украшало комнату в крови и кусках разорванной плоти.
Я ощущал, как промок под ногами ковер, напитавшись свежей кровью. Мне виднелось в беспорядочно-слепой необъятной стихии разрезанное еще дергающееся тело.
Потеряв силы, опустился на пол. Стало нечем дышать. Запах пыли и крови стал забиваться в самую глубь головы, что я даже в следующих жизнях буду помнить его.
Испуганное частое биение маленького сердца становится ближе. Ева подходит к Тадеушу и склонятся над ним.
Ярость во мне постепенно стихала. Я сидел с опущенной головой и из моего рта капала кровь. Я полоснул себя по животу.
Ева поднимается и что-то берет с пола, порезав пальцы.
Тогда я издаю такой рев, что каждое стеклышко в доме задрожало. Ева зажмурилась и закрыла уши, выронив заколку в крови.
— Зачем? — Спрашивает Ева. — Вы хотите убить и меня тоже? А если я всем расскажу?
— И пусть.
Напряженное лицо Евы меняется, когда я задираю рубашку и пальцами ощупываю порез. Как я был удивлен: у меня едва все внутренности не вывалились наружу. Так глубоко резанул себя, что кожа раскрылась, выпуская голые куски плоти наружу.
Ева вышла из оцепенения и стала искать что-то в одежде Тадеуша. Найдя, она бросила Златощитник к моим ногам.
Я поднял коробочку и с ненавистью отбросил в сторону.