Новеллы

— Эта снесет, — уверенно говорит Агата.

— Сейчас другую принесу. Ту серую, хохлатку, — отвечает сын.

— Принеси, — говорит мать.

Но Винце сначала выглядывает на немую улицу. Его отец сосет в тишине трубку без табака и дыма, и Винце кажется, что и он так же вот будет курить трубку, когда ему захочется. Будет стоять так на рассвете, опираясь на метлу, и с презрительным видом подкарауливать, когда вылезут из своих постелей ленивые, тяжелые на подъем дворники.

Он идет к отцу и говорит: — Сегодня коричневая курица снесется.

Отец Майзик: — Проследи, чтобы не потеряла яйцо. — Они умолкают.

— Есть, — вдруг радостно произносит папаша, — есть, черт ее дери, — и кивает головой.

Он улыбается, нащупывая что-то в низу пальто. Прислоняет метлу к стене и осторожно, обеими руками, выдавливает что-то наверх через подкладку пальто. Это маленькая никелевая пуговица: он никак не мог ее найти; шесть филлеров стоит… Пропала, и нате вам, нашлась!.. Проскользнула через маленькую дырочку в кармане пальто и очутилась там, в черном царстве ваты и ниток.

— Шесть филлеров, — говорит Майзик.

Его лицо неповторимо. Радость, с какой он вновь и вновь повторяет: «Нашлась никелевая пуговица, шесть филлеров стоит», может испытать разве что господь, провозгласивший: «Я спас шесть планет, десять миллиардов человек», с удовлетворенным видом опираясь на жезл, которым он правит миром.

— Принесу-ка я на кухню серую курицу, вдруг она тоже будет нестись, — говорит Винце.

— Неси и скажи, что пуговица… нашлась.

Сын тоже оглушительно хлопает воротами. Какое свинство, колокол вскоре пробьет четыре, а эти дворники все еще дрыхнут.

На очереди серая курица с мягкими перьями. Куриц нужно щупать на рассвете, позже недисциплинированные эти птицы могут, как пуговица от рубашки, ускользнуть куда-нибудь, но пуговица все же осталась в пальто у папы, а курица, того гляди, приищет себе укромное местечко — обиталище хищной крысы; та прокусит скорлупу острыми зубами и выест яйцо…

Куриная клетка пованивает. В темноте Винце задел плошку с водой, измочил ноги. Вот пожалуйста, теперь и носки мокрые. Или только так кажется? Он щупает их. В самом деле, мокрые. В который уж раз такое случается. Удивительно. Он тянется рукой за серой курицей, та, разумеется, пугается.

— Что ты говоришь? — шепчет Винце, прислушиваясь, и лицо его становится сморщенным, как изюмина. Чудесно слушать жалобно-певучее кудахтанье кур, чириканье воробьев, смотреть в завораживающие глаза собак, наблюдать непонятные телодвижения животных. В такие минуты он ощущает теплоту: животные все равно что люди, только люди в чем-то умнее.

Он входит на кухню:

— Нашлась никелевая пуговица.

— Шесть филлеров, — говорит мать.

— А это? — с любопытством спрашивает Винце и протягивает серую курицу.

— Семь филлеров, — машинально отвечает мать, ибо и эта курица готова снестись.

— У нас пятнадцать кур, и если бы все разом снеслись, десятью семь семьдесят, пятью семь тридцать пять, — бормочет мать, — всего один пенгё и пять филлеров. А во что обходится содержание кур в день? Кило кукурузы — двадцать филлеров, вода для питья, скажем, полфиллера. Не то что у этого… ну, ты знаешь, у кого, — говорит мать, — этого безработного, в доме номер семнадцать, он держит голубей, восемь штук, потому что любит смотреть на них… нет, чтобы кур держать и иметь к обеду восемь яиц.

В кухню входит отец.

— Нашлась, мать, пуговица от рубашки.

— Где ж она была?

— Вот здесь. Карман продырявился, а ты не зашила.

Вид у господина Майзика суровый. А что, если б он положил в худой карман десять филлеров и они проскользнули бы, выпали?.. Словом, непорядок это.

Агата признает свою вину. Она уже надела на палец наперсток, лицо ее, как у маленькой девочки, выражает испуг, и она поспешно говорит сыну: — Осмотри и ты свои карманы.

— У меня карманы целы, — отвечает сын. Тем самым он как бы дает понять отцу, что у него карманы не продырявливаются так скоро.

Майзик поднимает на него глаза: — Вот когда проносишь одно пальто тридцать пять лет, тогда и хвались.

— Я не хвалюсь, — отвечает сын. — Но карманы у меня еще целы.

— Есть уже кто-нибудь на улице? — спрашивает Агата.

— Есть, — отвечает Майзик, — вышел один помощник дворника, первым делом сплюнул на свою часть тротуара, потом закурил, еще раз сплюнул и начал потягиваться. Половину мусора так и оставил на месте. Я видел.

Он умолкает. Часы прокряхтели половину пятого, дернув свои отвислые цепи. И тяжело пыхтят дальше на своих старых пружинах. До половины шестого не произносится ни слова. Винце меж тем набрал каменного порошка и наводит блеск на плиту. Отец перевязывает посекшуюся метлу, посапывая холодной трубкой.