Новенький

– Ты чего там улыбаешься? Твоя мама стала седой, пока ты там служил свою срочку, тебе этого мало, теперь ты хочешь, чтобы я седая ходила? Ты хоть думаешь о нас? Ты вообще думать умеешь?

– Конечно, ты же видела мой аттестат, там всего две четвертки, по русскому и литературе, и то только потому, что я не русский и не литературный – я накинул на лицо пафоса, пытаясь рассмешить.

– О, я в этом сильно сомневаюсь! Знаешь, можно быть умным в школе, но таким дураком по жизни, и мне кажется, это как раз твой вариант!

Я понимаю, что говоришь не со зла, просто расстроена. Долгие месяцы, пока я проходил проверку, ты помогала мне, переживала вместе со мной, но чем ближе был этот день, тем сильнее ты молилась, чтобы я не прошёл отбор. Знала бы ты, как же я люблю эти надутые сладкие губки, эти щечки, когда ты как дитё обижаешься.

– Милая, ты же знаешь, что я всегда думаю о семье и о вашем будущем, -шептал я на ухо, поглаживая её черные длинные волосы.

Она больше не пыталась вырваться из объятий, и лишь периодически всхлипывала, уткнувшись в мою грудь.

– На сколько подписал контракт?

– На пять лет, – и тут же почувствовав, как защемило сердце, пытаясь исправить это ощущение я добавил, – но у меня будет два отпуска в году.

Она, принимая этот приговор, лишь сильнее прижалась.

Глава 2 Время измеряется метрами

Стеклянный купол, гордо возвышающийся над зданием железнодорожного вокзала, играл яркими солнечными бликами, побуждая приезжих поднять голову вверх и улыбнуться прекрасному дню. За день через эту красоту проходят тысячи человек, оставляя благоприятное впечатление, как о вокзале, так и о столице Башкирии.

Но это, наверное, значимо для приезжающих и встречающих, а для тех, кто расстается, всё меркнет в грустных мыслях о предстоящей разлуке.

Голуби, постоянные обитатели вокзала, беззаботно прогуливаются по серой ленте перрона, вопросительно вглядываясь в глаза путников. Безмолвные свидетели тысяч сцен расставаний и слёз, так и не смогли их понять и прочувствовать.

– Чего ты так дрожишь? Вроде тепло на улице. Иди ко мне, глупая.

Неосознанно подчиняясь моему голосу, она всё же обиженно буркнула себе под нос:

– Я не глупая.

Я боялся смотреть в её глаза, понимая, что там увижу. Всеми частицами своего тела, каждым движением, каждым вздохом она говорила: "Останься", но понимая тщетность своих просьб, лишь произнесла:

– Значит, ты теперь приедешь только через десять месяцев? Да?

Я прочувствовал боль, спрятанную в её тихом и родном голосе. Ком стоял в горле.

– Не знаю, Милая, как руководство определит, – ответил я, пытаясь сохранять стойкость, и тут же исправился, – но я буду стараться приехать как можно раньше.

Часы на перроне отсчитывали минуты до убытия поезда, люди в суматохе сновали с большими сумками, а мы продолжали стоять обнявшись. Нам многое надо успеть сказать друг другу, поэтому мы просто молчали.

Всё-таки надо было взять с собой детей на вокзал, они всегда находят, о чём поговорить.

Поезд отъезжал всё дальше, а перед глазами стоял её образ. Я знаю, она сейчас плачет. При мне она сильная и не даст мне шанса усомниться в её выдержке и характере, но стоит укрыться от моего взора, как она позволяет своим эмоциям выплеснуть наружу. Это ей нужно, ведь ко всем прочим испытаниям нашей любви, ещё обрушилось испытание временем и расстоянием.

Душа разрывалась на две части. Одна вопила и рвалась назад, к любимой, к детям, к семье, к родному дому, в котором я знал каждый гвоздик, а вторая часть, лишь мужественно стояла под натиском страшной бури.

Так надо. Это мужская работа, и кто-то должен её делать. Так будет лучше для моей семьи, ведь я смогу их обеспечить. Да и там я нужней. Рядом с такими же смелыми парнями мы сможем обеспечить мир многим людям.

Перебирая тысячи вариантов и находя всё новые и новые доводы в пользу своего выбора, в конце концов я уснул под монотонный звук колес. Поезду нет дела на твои переживания и мысли, он просто идёт по расписанию, которое знает наизусть, и ему невдомёк, что для кого-то это начало нового, неизведанного пути линии жизни.

Чем ближе я приближался к пункту назначения, тем сильнее был мандраж. Что ждет в новом коллективе? Как они примут? Там же звери, настоящие рексы войны.

Вечерами, собираясь с пацанами у БМП1, мы бывало делились слухами об этих ребятах. Кто-то рассказывал об их стычках с противником в лесу, где, даже имея численное меньшинство, они в любом случае обращали противника в бегство. Кто-то рассказывал про их дерзкие вылазки в укрепленные районы противника, где они сеяли такой шухер, что боевики ещё долго не могли понять, что произошло. Кто-то говорил, что на тренировках они специально не спят по пять суток, и всё время двигаются. Даже ночью не останавливаются на отдых и кушают исключительно на ходу, чтобы приучить свой организм к настоящим стрессовым ситуациям. Если вообще едят конечно.

***

Однажды мы видели их. Я отчетливо помню этот день до мелочей.