Новичкам везет

Она начала тренироваться на беговой дорожке в спортзале, сдавшись на скуку пребывания в четырех стенах, но через пару месяцев, когда три километра превратились в четыре и пять, монотонность и однообразие запахов – хлорки, пота, дорогих травяных шампуней – уже не было сил переносить. Она перешла на дорожки в холмах позади дома, и любопытство – какой еще новый запах попадется – пересиливало усталость и боль в ногах. За те несколько месяцев, пока мышцы и легкие набирали силу, ей удалось насладиться ароматом шоколадного торта с детского дня рождения; унюхать компанию студентов-инженеров, соорудивших в гараже домашнюю пивоварню; обнаружить, что соседи по выходным готовят на заднем дворе чили с мясом и развлекаются доморощенным родео на механическом быке. Она собирала все эти новые запахи, и ей все казалось, что какой-то аромат, самый важный, – еще впереди.

Она без труда нашла нужный адрес в Пасадене и вышла из машины с чемоданчиком, полным духов. Это последняя вечеринка перед летом, потом все разъедутся на каникулы, там уж не будет недостатка в новых и свежих запахах. Вернутся осенью, опять примутся за дела, весь день будут сидеть в помещении и снова потянутся к чему-то неуловимому. А пока пусть за нее поработает лето.

В Лос-Анджелесе всегда солнечно и тепло. Времена года, неотличимые одно от другого, сыплются, как шоколадки с ленты транспортера. Не поймешь, когда кончается весна и начинается лето. Календарь тут важнее погоды, не то что в Сиэтле. Ава живет в Лос-Анджелесе уже двадцать лет и все никак не привыкнет. Особенно сейчас, когда в ее родном городе весенние дожди и буйство тюльпанов и глаз невозможно отвести от белой и розовой магнолии и цветущего кизила. Как же она соскучилась по серебристой дымке Сиэтла, по сладкому запаху кустиков дафны. Хотя и в Пасадене есть свои радости, к примеру, сейчас она ходит в юбке и сандалиях на босу ногу.

Полукруглая подъездная аллея и белые колонны выглядели жутковато, но внутри оказалась вполне теплая компания. Четыре поколения собрались отпраздновать девяносто второй день рождения прабабушки. Руки ее скрючило от старости, но глаза ловили каждое движение. Ава сразу поняла, что для нее нетрудно подобрать аромат: запах травы в дюнах, высушенного на солнце белья, а в глубине – резковатый, четкий запах ленты для пишущей машинки. Ее дочь была сплошное молоко и ванилин, округлые очертания и распахнутые объятия. Она была, естественно, хозяйкой вечеринки. Чуть-чуть свежести белого мускуса и немножко табака, и она запрячет духи в дальнем углу ящика комода, чтобы изредка их нюхать, и все. Младшая – высокая стройная девочка лет десяти пахла как сосновая хвоя и скалы на берегу. Стоило девочке подойти поближе, Аве сразу же привиделись остров Лопес и Кейт.

Но мать девочки раскусить было гораздо труднее. Женщина держалась в стороне, хотя дочка и бабушка не раз пытались соблазнить ее каким-нибудь блюдом или вовлечь в беседу. Ава заметила, что девочка приносит матери флакончик за флакончиком, а та кивает, улыбается, но даже не делает вид, что нюхает. Когда дошло дело до бесед с глазу на глаз, она была последней, кто вошел в маленькую комнатку рядом с гостиной. Аве отвечала односложно и безо всяких эмоций – ни цвета тебе, ни запаха, ухватиться не за что. И в то же время Аве казалось, что она еще не встречала человека, столь чувствительного к ароматам. Женщина сидела совершенно неподвижно – ну прямо охотничья собака, не обращая внимания ни на какие запахи, кроме того, за которым надо идти по следу. Они были одни в комнате, но собеседница Авы, несмотря на все ее воспитание, не желала обсуждать кулинарию, местные новости и воспоминания детства.

Устав спрашивать, не получая ответа, Ава почти между прочим заметила, что обычно на подобных вечеринках много женщин, но они редко все из одной семьи. А тут такая большая семья, и все женщины.

Собеседница подняла глаза. Ава инстинктивно отшатнулась, столько в них было гнева и неприкрытого страдания. Она не часто совершает подобные бестактности, острый нюх обычно помогает разбираться в людях. Ревность, нервозность, гордыня и похоть источают характерные запахи, так что нетрудно перевести разговор на другую тему.

– Простите, пожалуйста, я ничего не знала.

Запах горя заглушил все остальные ароматы. Отсутствие запахов парализовало Аву.

– Мой сын, – в голосе ни малейших эмоций, – утонул. Два года назад. Ему было десять. – Он умер, – продолжала собеседница, – а запах все равно оставался в комнате. Но они меня уговорили уйти, а когда я вернулась, его вещей уже не было. Они убеждают, что так нельзя, напоминают, что у меня есть дочь. – Она бросила взгляд на Аву и на чемоданчик с ароматами. –  А мне нужен мой сын.

Да, тут никаким запахом не поможешь, не вернешь ее назад, в этот мир, ведь того единственного, что ей нужно, там нет.

– Я вам ужасно сочувствую. – Перед этим горем она бессильна.

Уходя, Ава снова увидела девочку, и на нее опять пахнуло ароматом хвои.

Она вернулась в парфюмерный магазин. Моника сидела в офисе, заваленная шарфами из Франции.