Новизна хуже старины (СИ)

Чай оказался вкусным: напоминал молочный оолонг. Так оно и оказалось, когда я, осушив свою чашку, пошел на кухню и заметил коробку от него, лежавшую на столе. Впрочем, меня не интересовал сорт чая: вкусный — и хорошо.

Закинув чашку в посудомоечную машину, я вернулся в комнату, которую мы делили вдвоем вот уже полторы недели. Вещи свои я не вынимал из сумки, поскольку на работу ходил почти в одном и том же, изредка надевая что-либо новое. И только сегодня, поскольку было судебное заседание, пришлось надеть официальный черный костюм. Вот как чувствовал, что он мне понадобится… Почему-то почти все на суде были в черном: и судья, и адвокат, и единственный свидетель, то есть я сам. Да это и неважно.

С сумкой в руках я вышел в коридор и позвал Алексея. Хочу сказать ему кое-что на прощание. Он подошел, но, не успел я и слова вымолвить, как он сам обратился ко мне:

— Мы с тобой если и увидимся еще, то наверняка нескоро. Оставь мне что-нибудь на память.

— Что именно?

— Не знаю. Мелочь какую-нибудь.

Я задумался, но вскоре вспомнил о своем юношеском увлечении оригами. Надеюсь, не забыл еще, как из бумаги сложить хотя бы нехитрого журавлика. Правда, раньше я делал и не такие фигурки: например, существует такой вид оригами, как модульное. Сложно, конечно, из маленьких одинаковых деталей делать фигурки, но интересно. Но сейчас это ни к чему — лучше сделать чего попроще, вроде традиционного журавлика. Я вошел в гостиную и, взяв лист бумаги, сначала вырезал из него квадрат, а потом стал складывать из него задуманную фигурку.

Руки помнили все, хоть и с того момента, как я в последний раз делал оригами, прошло чуть меньше двадцати лет. После того, как я сдал экзамены за девятый класс, мать сказала мне, что надо думать о поступлении в институт, а не складывать бумагу. Она, конечно, была бы рада, если бы я учился в ее институте, но я поступил в другой — Московскую финансово-юридическую академию, мечтая о независимой жизни. Затем я, сам не зная, почему, решил пойти служить в спецназ, хотя мог бы устроиться куда-нибудь в качестве юриста. Конечно, до какого-либо более или менее стоящего звания я дослужиться не успел: судьба привела меня в этот следственный изолятор, где я и остался по сей день. А уходить оттуда мне нельзя — куда мне деваться? В общем, я уже спокойно отношусь к тому, что Сергей на самом деле вовсе не был таким скромным, каким хотел казаться. Ведь я именно из-за осознания этого факта уже почти твердо решил уйти с работы. Так зачем же мне лишаться хорошей должности из-за какого-то негодяя, пусть он даже мой бывший приятель?

Пока я думал обо всем этом, журавлик был уже готов. В детстве я столько их наделал, что мог с закрытыми глазами создать еще одного. Я взял его и вышел из гостиной.

— Красивый, — улыбнулся Алексей, увидев мое творение. — Но почему именно журавлик?

Расскажу ему одну историю, которую слышал очень давно.

— В Японии верят, что тот, кто сложит тысячу бумажных журавликов, получит от судьбы в подарок одно желание – длинную жизнь, излечение от болезни или травмы. Его, то бишь, желание, принесет в клюве журавль. Может, это и бред, но мало ли что случается в жизни… Главное — верить.

По его лицу я понял, что моя история его явно рассмешила.

— Человек сам создает свою судьбу, Саша, а не надеется на какие-то бумажные фигурки! И если он хочет чего-нибудь, то добьется этого сам, и никакой журавль ничего ему в клюве не принесет! — усмехнулся он. — Ты прости меня, конечно, но я не верю в легенды. Если бы верил, то не стал бы тем, кто я есть на данный момент. Ладно, спасибо тебе за подарок… Я провожу тебя до платформы.

За что мне его прощать? Я не обиделся: я же очень хорошо понимаю, что он не такой сентиментальный человек, как я (может быть, если бы я жил так, как он, я бы тоже превратился в скептика — судьба не такая… Уж эта мне судьба! Я действительно фаталист: он был прав, когда так меня назвал).

Конечно, спорить перед расставанием — не комильфо, но что же поделать… Ведь если бы я знал, что все эти древние легенды только вызовут у него смех, так и не стал бы рассказывать эту историю про тысячу бумажных журавликов.

Я забрал сумку с вещами, в последний раз оглянулся на квартиру, где жил около десяти дней — хотелось еще раз посмотреть на свое творение, мирно покоившееся на полке возле входной двери. Мы спустились на первый этаж и вышли из дома. Через несколько минут уже стояли возле лестницы, по которой люди поднимались на платформу «Люберцы-1».

— Я дальше не пойду; иначе мне придется покупать билет.

— Как пожелаешь. А ты что, даже прощаться не будешь?