Новобрачная

И правда, она вдруг почувствовала себя счастливой. Она смотрела на этого мужчину, окруженного золотистым ореолом, который сказал, что готов умереть за нее… Тогда она подошла к нему, как жаворонок, привлеченный зеркалом. Она даже подошла вплотную к нему, встала на цыпочки и прижалась своими губами к его. Это было всего лишь мимолетное мгновение, время взмаха крыла мотылька, нечто легкое, нежное и бесконечно драгоценное. Антуану показалось, что его губ коснулся цветок, оставив на них свежесть рассвета и запах влажной травы. Этот поцелуй был так прекрасен, что он закрыл глаза, чтобы подольше сохранить его вкус.

– Мелани! – прошептал он и простер руки, чтобы крепко обнять, прижать ее к себе, но они встретили лишь пустоту. Он понял, что перед ним ничего нет, кроме темноты длинного коридора. Потом он услышал, как дверь тихо закрылась, совсем тихо, как будто малейший шум мог оборвать эту хрупкую связь, эту паутинку, которая соткалась между ними.

Он не догадывался, что Мелани, прижавшись всем телом к закрытой створке двери, оставалась так еще долгое время в розовых отблесках пламени камина, пока не успокоилось беспорядочное биение ее сердца. К этому смятению Франсис не имел никакого отношения. Низость его поведения навсегда изгнала его из сердца девушки, как сильный порыв ветра, ворвавшись в открытую дверь, сметает мусор с порога, и теперь ей было стыдно, что она награждала этого человека столькими достоинствами, что соединила его со своими мечтами. Даже смутная ревность, которую вызывала в ней когда-то ее мать с лживыми глазами и лицемерными декольте, была унесена этим ветром. Альбина, конечно, не имела своей собственной роли в этом циничном заговоре, чуть не унесшем ее дочь, но множество инцидентов, не имеющих на первый взгляд значения, всплывали в памяти Мелани и укрепляли ее в мысли, что ее мать хотела, желала, подготавливала эту свадьбу в такой же, и даже в большей степени, чем та, чья невинность была поставлена на карту. Вероятно, из-за того, что она тоже любила Франсиса, но с тем трагическим надрывом женщины, которая чувствует близость увядания и для которой эта любовь тем ценнее, потому что она, может быть, последняя…

Время шло, но волнение Мелани не проходило. Наоборот, она почувствовала в себе странные призывы, неведомые и прекрасные желания, какие не вызывало в ней даже само приближение первой брачной ночи. Потребность отдать себя и быть взятой, таять в тепле другого тела… Но тот, кого она видела в своем воображении, тот, кто приближался к ней, был уже не Франсис… У него еще не было ни лица, ни даже тела, так как, несмотря на несколько посещений Лувра, Мелани не была способна представить себе обнаженного мужчину. У мужчины в ее грезах были только большие потемневшие руки и усталые глаза, но в этих глазах была синева морской глубины…

Медленно, как будто она была под гипнозом, Мелани наконец отошла от двери и подошла к большому, покрытому пятнами зеркалу, позолоченная рама которого возвышалась между зашторенными окнами. Она увидела, как в нем появляется ее отражение, сначала расплывчатое и смутное, потом все более отчетливое по мере того, как она приближалась. Ей помешала большая китайская ваза с цветами. Она сняла ее, поставила на пол и застыла на несколько мгновений перед этим светящимся изображением, пришедшим, казалось, из потустороннего мира. Потом, не отрывая ни на мгновенье взгляда от глаз своего отражения, она начала одну за другой сбрасывать свои одежды, пока последняя не упала к ее ногам. Затем она распустила волосы и только тогда перестала вглядываться в эти другие глаза, чтобы рассмотреть свое тело…

Зеркало отражало тонкое бледное тело, которое, казалось, поднялось из морских глубин, настолько оно было диффузно и отливало зеленоватым перламутром. И вдруг всплеск света от проснувшегося и вспыхнувшего в камине полена заставил плоть ожить, мягко нарисовал линии молодой груди идеальной формы, с которой, как с груди Аспазии, можно было лепить греческие кубки, еще хрупкий, но такой нежный изгиб плеч, шелковистую белизну живота над длинными ногами и там, где они соединялись, неясную драгоценность, золотые кудри…

Легкий шум заставил ее вздрогнуть. Антуан вышел из своей комнаты и, по-видимому, направился в мастерскую. Она знала, что он находил там убежище, когда ему не спалось. Тогда она решила присоединиться к нему.

Под воздействием какой-то внутренней силы, которая уводила ее с благоразумной тропинки детства, она отвернулась от зеркала, открывшего ей ее же красоту и, не удосужившись ни накинуть халат, ни надеть тапочки, подошла к двери, открыла ее и вышла в маленькую галерею, в которую выходили комнаты. Она знала, что может не опасаться встретить кого-нибудь, потому что Виктория и Прюдан спали на первом этаже со стороны сада.