Новочеркасск: Роман — дилогия

— Сергей Андреевич и ты, Саша. Сегодня мама приглашает на чай и на именинный пирог с орехами. Вкусный он какой будет, я вам скажу! Лучше моей мамы такие пироги никто не печет.

— Это кто же у вас именинник? — деловито осведомился старик. — Ты или мама?

— Как кто? — всплеснула руками Наденька, и ямочки заиграли у нее на щеках. — Папа. — Но вдруг она потупилась, печаль темным облаком скользнула по ее лицу, и уже другим голосом прибавила: — Ему бы сейчас пятьдесят один год исполнился. Всего пятьдесят один. Сколько бы он мог пожить, если бы не лопнул трос. — Отогнав от себя печаль, Наденька тут же воскликнула: — Саша, а ты знаешь, какая я благодаря тебе счастливая? Я же тупенькая, глупенькая, к геометрии и алгебре невосприимчивая, а ты меня так натаскал, что вчера на экзамене, знаешь, что я получила?

— Что? — с нетерпением спросил Александр, но подружка игриво погрозила ему пальцем:

— Так я тебе и сказала! А вот угадай!

— Тройку.

— Бери выше.

— Значит, четверку?

— Да еще с плюсом, — беззаботно расхохоталась Надежда и тотчас же обратилась к старику: — А вы знаете, Сергей Андреевич, что вчера было? У нас экзамены принимал сам Пал Палыч Хлебников. Тот самый, что и в мужской гимназии преподает. Так знаете, что он сказал? Он сказал, что новочеркасская мужская гимназия за всю свою историю еще не знала более способного к математике ученика, чем ваш сын, и что, если он всю свою жизнь посвятит науке, из него выйдет великолепный ученый.

— Не может быть! — заволновался Сергей Андреевич.

— А вот и может, — быстро и решительно возразила Надя и вся посерьезнела. — Неужели вы не знаете, что Саша на контрольных и экзаменах все решает за своих друзей?..

— Неправда, — спокойно перебил ее Саша, — я решаю только за тех, кому плохая отметка грозит исключением из гимназии. А это в основном дети бедных родителей.

— А они теперь получают пятерки и четверки. Впрочем, так же, как и я, — засмеялась девочка.

— Саша, это правда? — строговато спросил старик.

— Еще бы! — горячо ответила за него Надежда. — Стоя у доски, он поражает всех тем, что без мела и предварительных вычислений решает самые сложные задачки. Поглядит на уравнение, подумает с минуту — и готов ответ. Класс от удивления в обморок падает.

— Надежда, перестань, — нахмурился Саша, — математика наука глубокая и необъятная, как небо, а ты о ней, как о цирке каком-то рассуждаешь и любого математика в фокусника готова превратить.

— Ладно, не буду, — согласилась девочка и умчалась домой, поселив в сердце Сергея Андреевича смутную тревогу.

Но прошли дни, и тревога эта улетучилась. В маленьком флигельке жизнь потекла, как и прежде. Сергей Андреевич снова стал ходить то к заутрене, то к вечерне в святые храмы, слушал молитвы и церковные хоры, но рвения особенного к богослужению не проявлял, а в скверик подле строящегося собора не заглядывал и вовсе. Слишком острой и неостывшей была скорбь по погибшему Якову Федоровичу. По ночам он нередко просыпался от одного и того же кошмарного сна: будто наяву слышал зловещий лязг оборвавшегося троса и переполняющий сознание последний крик бывшего атамана станицы Кривянской «прощай». «Пусть он и в бога не веровал, и властей мирских не почитал, милый Яков Федорович, а чистой души был человек, царствие ему небесное», — горько рассуждал про себя Якушев.

Все труднее и труднее было рассчитывать жалкие гроши на пропитание. Однажды, когда Сергей Андреевич угрюмо думал, идти или не идти ему в лавку и что можно купить на обед и ужин, в незапертую дверь без стука вошел человек средних лет в костюме не то слесаря, не то машиниста, с руками в цыпках и со следами въевшейся металлической пыли на них. Настороженно оглядевшись, он положил на стол тугой запечатанный конверт без надписи.

— Вы сейчас тут один? — спросил он.

— Один, — немного растерявшись, ответил Сергей Андреевич, опасливо про себя подумав: «А ну как хватит колосником по черепушке? Сейчас стало модным колосниками убивать». Но человек, усмехнувшись его растерянности, тихо пояснил:

— В этом конверте деньги.

— Мне? — пораженно всплеснул руками Якушев.

— Да, вам. Здесь пятьдесят рублей. Спрячьте их и ни о чем никому не говорите.

— Да за что же? — заволновался от неожиданности старик.

Незнакомец снял с головы мятую фуражку и грустно покачал головой.

— Хороший у вас сын, Сергей Андреевич, — сказал он вместо ответа. — У всех бы отцов были такие сыновья!

— Павлик! — вскричал старик, осененный внезапной догадкой. — Вы его видели? Где он и что с ним, почему не приедет, он же обещал!

— Спокойнее, — улыбнулся рабочий, — и тише, пожалуйста. Не надо, чтобы нас услышали. Павел Сергеевич жив и здоров. Вам привет от него. Мы знаем, как вы живете… Эти деньги рабочие собрали вам.

— На жизнь? — жалобно протянул Якушев.

— Ну не на динамит же, которым надо царя взорвать, — засмеялся неожиданный гость.

— А где же сын? Дайте мне его адрес, я ему сегодня же напишу, — засуетился Якушев.

— У Павла адреса нет, — печально вздохнул незнакомец. — Он сейчас на нелегальном положении.