Новочеркасск: Роман — дилогия

В назначенный час Прокопенко открыл дверь кабинета. Ему навстречу из-за стола, заваленного стопками учетных комсоставских карточек, поднялся высокий сероглазый военком с двумя вишневыми шпалами в петлицах.

— Рад приветствовать нашего дорогого героя! Как поживаете, достопочтенный Николай Модестович?

— Не могу пожаловаться, Петр Данилович. Под небом древнего казачьего Новочеркасска скромному ветерану живется весьма неплохо.

— Скорее старинного, чем древнего, — деликатно поправил военком.

— Вы меня действительно уличили, — любезно согласился Прокопенко. — Такой эпитет к нашему городу нельзя приложить. Чего доброго, Матвей Иванович Платов мог бы оказаться в претензии. Он его основал чуть более века назад, а сто лет для города — это возраст старины, но не древности.

— Вы как всегда логичны, Николай Модестович, — похвалил его горвоенком. — Присаживайтесь.

Прокопенко смуглой рукой придвинул стул с красной мягкой обивкой.

— Я весь внимание.

— Мы упорядочиваем учетные карточки комсостава. Кажется, и вам на два-три вопроса надо будет ответить. А на какие, сейчас посмотрим. Дайте только найти вашу карточку. — Длинные пальцы горвоенкома стали ворошить стопку бумаг. — Протасенко, Прохоров, Прошляков, — бубнил себе под нос Петр Данилович. — Где же ваша запропастилась?

В эту минуту кто-то сильным рывком распахнул дверь и простуженным голосом развязно заявил с порога:

— Я к вам, гражданин военком. Сказали, карточку какую-то заполнить надо.

— Во-первых, не какую-то, а учетную, — сухо осадил вошедшего Петр Данилович, — а во-вторых, разве вы не видите, что я занят? Подождите.

— Да не могу я ждать! — взорвался вошедший. — Еле вырвался в пересменок, а опоздаю — весь кузнечный цех из-за меня в простое будет.

— Ничем не могу помочь, — прервал его горвоенком. — Садитесь и ждите.

Николай Модестович обернулся и увидел на пороге здоровенного детину в брезентовой спецовке. В руках тот нетерпеливо комкал клетчатую фуражку, ничего общего не имеющую с рабочим костюмом. Плечи у него были огромные, кулаки как кувалды, лицо грубое, обветренное. В глазах с красными прожилками застыло выражение неудовольствия и досады…

— Я-то посижу, а вот цех как? — забормотал он. — Эх, никогда вы не идете на уступки рабочему человеку.

Детина придвинул к себе скрипучий стул как раз в ту минуту, когда горвоенком обрадованно воскликнул:

— Вот она, Николай Модестович. Сейчас пройдемся по каждой графе и выясним, что надо. Имя, отчество, фамилия, год рождения есть. Участвовал ли в гражданской войне и на каких фронтах, тоже указано. Бог ты мой, тогда зачем же мы вас потревожили? Ах вот. Состав семьи. Ваша жена, простите?

— Прокопенко Мария Васильевна.

— Насколько помнится, она не с вами?

— Увы, Петр Данилович. Пропала без вести в гражданскую. — Прокопенко опустил черные глаза с большими белками и горько вздохнул. — Последнее письмо от нее я получил, когда мы стояли под Мелитополем, готовясь к штурму Перекопского перешейка. Еще сам Михаил Васильевич Фрунзе эскадроны наши перед наступлением на проклятого Врангеля объезжал. И весточка от нее, надо сказать, трагической была. Маша сообщала, что сын наш Володя от тифа скончался. Сама же она намерена была к родной тетке на Урал пробираться с Поволжья, чтобы от голода спастись. Удалось ли ей это, не знаю. — Прокопенко закрыл ладонями лицо и с минуту молчал, не поднимая поникшей головы. Потом глубоко вздохнул. — Дорогой Петр Данилович, вы посыпали соль на мою незаживающую рану. — Николай Модестович отнял от лица руки и будто случайно оглянулся на сидевшего у двери мастерового. И, вздрогнув, отметил усмешку на его твердых сомкнутых губах. «Чего это он оскалился?» — злобно подумал про себя Прокопенко, ощущая неприятный холодок.

— Вы уж извините меня, — сказал участливо горвоенком, — я прекрасно понимаю ваше состояние. Война такова, что человек иной раз получает на ней раны не только в атаках, но и позднее… значительно позднее.

— Да, — горьким шепотом подтвердил Прокопенко. — И называются они раны души. Лучше Маши я никого не найду в этой жизни.

— Сочувствую вам, Николай Модестович, — закивал горвоенком. — Сейчас сделаю соответствующую запись в учетной карточке, и больше вас тревожить не станем. — И он протянул руку, прощаясь.

Уходя, за своей спиной Прокопенко услыхал изменившийся, посуровевший голос Петра Даниловича, обращенный к ожидающему приема мастеровому:

— А теперь давайте вы. Ну что за недисциплинированность, в приемной не могли обождать! Да и разговариваете каким тоном!..

Прокопенко так никогда и не узнал, что после того, как за ним плотно затворилась дверь, Петр Данилович подошел к дюжему парню в робе и тихо спросил:

— Кажется, мы все сделали правильно, товарищ Ловейко?

Возвратившись домой, Прокопенко прошел в кабинет, на ходу бросив Василию:

— Есть дело. Через полчаса зайдешь.