Новочеркасск: Роман — дилогия

Женщина комкала в руках простенькую косынку в серых крапинках, усталые ее глаза даже не поднялись на вошедшего, а как-то печально и отрешенно продолжали смотреть в одну точку. Высокий и чуть сутуловатый Петр Данилович сидел за широким письменным столом, утверждая своим присутствием быт этой комнаты. Не отрывая глаз от какой-то бумаги, он протянул приглашенному сильную руку, кратко проговорил:

— Присаживайтесь вот на тот стул.

Лишь после этого Николай Модестович встревоженно поднял глаза на огромного человека в коверкотовой гимнастерке и двумя шпалами в петлицах, цвет и эмблемы которых были прекрасно знакомы бывшему офицеру. Прокопенко растерянно огляделся и сел. Машинально он положил руку на карман галифе, ощупывая находившийся там браунинг, без которого он никогда не выходил из дома. Положил, но тотчас же отдернул, до того яростным взглядом ожег эту руку незнакомец. И только тогда, с минутным опозданием, сверкнула в памяти Николая Модестовича страшная догадка: «Господи! Да ведь я уже видел его, и тоже в кабинете горвоенкома. Он вошел позднее меня и представился слесарем, вызванным по повестке. Значит, это был маскарад!»

Руку на пистолете было держать уже бесполезно. Тугой комок подкатывал к горлу. Потирая белые холеные ладони, Прокопенко как можно спокойнее вымолвил:

— Так я уже все продумал и готов выступить перед нашей молодой сменой. Полагаю, для допризывников это будет и поучительно, и достаточно интересно. — Он поднял глаза на незнакомца, как бы к нему обращаясь. — К сожалению, по велению вечных законов жизнь торопит и гонит годы. Кажется, лишь вчера мы были молодыми, бушующими от притока сил, а сегодня уже старость тронула нас и сединой, и сердечными болями, и ревматизмом. Так что нет ничего необычного в том, что новая поросль героев сменяет старую. Диалектика!

Незнакомец строго сдвинул лохматые брови, а горвоенком молча, с хрустом сжал пальцы.

— Прокопенко, — проговорил он тихо и как-то очень спокойно, — вы когда-то весьма трогательно повествовали мне о своей жене. Скажите, вам с тех пор ничего не удалось узнать о ней?

Николай Модестович с отрешенным видом опустил голову:

— Увы. Решительно ничего, Петр Данилович. Это такая драма, такая драма. Ведь я лишился навек самого близкого человека. Маша — единственная родная душа на всем земном шаре. Никто меня так не понимал и не любил. Она, вероятно, погибла в огне военных лет. Сколько нежности, кротости и благородства было в ней! Иногда среди ночи я просыпаюсь в своем мрачном одиночестве, и мне мерещится запах ее волос, я вижу поляну среди леса, на которой мы расстались. О, как становится тяжко при мысли, что больше никогда не встречу ее на своем пути…

Плечистый высокий человек нетерпеливо кашлянул и перебил его исповедь одним коротким вопросом:

— Лирику в сторону, Прокопенко. Не тот случай и не те слушатели. Скажите, женщина, сидящая напротив вас, ваша жена или нет?

Прокопенко рывком поднял голову. Тоска и отчаяние отразились в его затравленном взгляде. Он пристально вгляделся в худое, скованное мукой лицо сидевшей напротив бедно одетой женщины, поднял руки, будто защищаясь от призрака, и отчаянно выкрикнул:

— Нет! Это фальсификация! Это совсем не Маша!..

— Та-ак, — протянул чекист. — Прошу и вас, Мария Васильевна, ответить на вопрос. Этот человек был когда-либо вашим мужем?

— Никогда, — с гневом произнесла женщина. — Он ничем не похож на моего Колю. Коля был человеком, а этот… — И, не выдержав, горько расплакалась.

— Ясно, — сурово заключил чекист и позвонил в колокольчик.

Распахнулась дверь, и два конвоира, держа в руках винтовки с примкнутыми штыками, шагнули к бывшему офицеру. В сознании у Прокопенко мелькнула обжигающая мысль: «Бежать! Любой ценою бежать… Может быть, остался один шанс из тысячи». Он шевельнулся, чтобы запустить руку в карман, но тотчас же могучий бас наполнил комнату:

— А ну, не баловать! Кому говорю! Оружие на стол!

Конвоиры с двух сторон приставили штыки к груди задержанного, и Прокопенко понял: сопротивление бесполезно. На какое-то мгновение ему показалось, что пол под ним разверзся и он летит в глубокую, беспросветную от черного мрака пропасть, не в силах задержать падения. В ушах звенело, и, обращенный к конвоирам, суровый голос чекиста не сразу дошел до сознания.

— Отведите в соседнюю комнату, дайте чернила, ручку и бумагу. Пусть он напишет автобиографию, укажет, где и при каких обстоятельствах присвоил себе фамилию героического красного командира батареи Прокопенко и в каких целях организовал убийство командира кавалерийского полка Павла Сергеевича Якушева. Все.

Чекист замолчал, а бывшему офицеру врангелевской контрразведки показалось, что он наконец-таки долетел до самого дна черной пропасти и грудью напоролся на острые скалы. Напоролся так, что уже никогда не сможет больше подняться на ноги.

Часть третья Окраина