В соборе приятно пахло ладаном. Сквозь высокие своды, под медью покрытыми куполами, проникали острые солнечные лучи. Рассеянно прислушиваясь к голосу протоиерея, Платов заученно крестился и под гудение хора, творящего молитву, уносился мыслями уже далеко от происходящего. Литургия длилась более часа, и наводнившие собор донские казаки послушно отбивали поклоны и господу богу, и царю-батюшке, за которого, словно в бой, с не меньшей решимостью, шли переселяться в новую столицу, о чем еще год назад на серебряной доске было начертано:
«Город Войска Донского, именуемый „Новый Черкасс“, основан в царствование государя императора и самодержца всероссийского Александра Первого, лета от рождества христова 1805 года мая 18 дня, который до сего существовал 235 лет при береге Дона на острове, от сего места прямо на юг, расстоянием в 20 верстах, под названием Черкасска».
«Сколько стоила та доска, зарытая в землю в день заложения! — вздохнул Платов, вспомнив, что на нее ушло серебро от хранившихся в войсковом казначействе медалей. — А зачем все это? Дань ритуалу, не больше. Насколько же подвластно человечество основам раз и навсегда кем-то установленных и всеми принятых приличий! А надо ли? — И тонкие губы атамана сложились в неопределенную усмешку. По он тотчас же и в мыслях себя одернул, как и полагалось верному царскому слуге: — Надо! Надо, если это по душе моему императору и покровителю!»
Потом торжественная процессия покинула церковь и двинулась к причалам. Впереди несли хоругви и знаки воинской доблести отважных донцов: Знамена, герб Черкасска, сабли и ружья, уже поржавевшие от времени, некогда принадлежавшие казакам, павшим при штурме вражеских цитаделей и при защите знаменитой крепости Азов. У широкого, специально сооруженного для этого дня причала, уходящего от берега, покачивались на цепях приготовленные для переезда первой партии казаков вместительные многовесельные баркасы, выкрашенные в яркие и самые пестрые тона. Платов повелел называть их для большей солидности не лодками, а судами. Посадка происходила неспешно. Почетные казаки, подбирая полы зипунов, осторожно перешагивали с мостков на пахнущее смолкой дно баркаса, устланное яркими персидскими коврами, и важно садились, поправляя сабли в ножнах с броской инкрустацией, а то и отделанные дорогими каменьями и бриллиантами. Отдельно, уже у других мостков, покачивались лодки с провиантом и пузатыми винными бочками, по самый верх наполненными одним из самых чудесных даров земли.
Матвей Иванович, рассчитав празднества в Новочеркасске на трое суток, прибавив при этом вещие слова: «А потом за дело!» — повелел всем приглашенным в первый день выставить закуску и угощение за счет атаманской казны, а на два других взять провиант с собой. Едва только началась посадка на суда, над Черкасским городком, изрезанным улочками-каналами, и зеркалом речного залива величавым гудом поплыл колокольный звон всех церквей, и толпа, окружавшая первых переселенцев, истово закрестилась, желая им доброго пути. Атаман, зорко наблюдавший за ходом посадки, вдруг потемнел лицом и стал упорно разыскивать кого-то среди своего окружения. Отыскав полицейского офицера Денисова, подозвал его жестом.
— Слушаю, ваше превосходительство, — вытянулся тот, глядя на него красивыми, чуть навыкате глазами.
— Совсем, брат, забыл, — пробормотал Матвей Иванович. — Что плясуны и песельники на местах — отменно. А вот как со скачками? Всех ли моих лихих наездников ты разыскал?
У Денисова ресницы растерянно вздрогнули.
— Разрешите доложить, господин атаман. Станицы представили всех своих наездников, а вот от Черкасска Илюхи Евсеева не будет.
— То есть как это не будет? — сурово вымолвил Платов.
— Его лихорадка ночью сморила, в ознобе весь.
— Плохо, — вздохнул Матвей Иванович, но вдруг, остановленный какой-то неожиданной мыслью, отпустил Денисова: — Ладно, братец, иди, что-нибудь придумаем.
Атаман вспомнил, что перед отправкой казаков на строительство Новочеркасска Илья Евсеев усиленно обучал вольтижировке Андрея Якушева.
Запрокинув голову в небо, Платов с наслаждением слушал с тугими переливами разносившийся по окрестностям колокольный звон, наблюдал за стайками птиц, спугнутых этим звоном и перепархивающих с дерева на дерево. Потом увидел в толпе провожающих высокую, статную девушку в шелковом кубельке и шапке-перевязке, плотно облегавшей голову, обшитой позолоченными украшениями. Она теребила косу, кокетливо переброшенную на грудь.
— Кликни сюда Аникина, — приказал Платов стоявшему рядом писарю.
Приложив к губам ладошку, чтобы унять неожиданно прорвавшийся кашель, Спиридон Хлебников бросился выполнять атаманскую волю.
— Кто это с тобою рядом? — весело посмеиваясь, спросил Платов у подошедшего казака. — Помнится, Лука, детей у тебя не было. Уж не бес ли в ребро на старости лет кольнул, когда седина в бороду пошла?
Аникин опешил и даже сотворил крестное знамение.