Последние сезоны я ставил прививки раз в неделю. Сам на этом настоял, когда заметил, что даже Марго в особо напряженные моменты норовит поглядывать на мою поляну, а то и держаться рядышком. Не из симпатии или там тактильной приятности, а чтобы перехватить управление, если я ошибусь.
Она, кажется, смутилась и расстроилась, когда я продемонстрировал всей службе, что перешел на внеочередные уколы. Но и успокоилась же, а это для работы главное. Не надо отвлекать товарищей от службы. Пусть прививка следит, для того ее и придумали – чтобы помогала проявить необходимое и отзывалась на признаки лишнего.
И в эти выходные она отозвалась. Очень странная это, оказывается, штука, особенно с непривычки. Ощущение одновременно болезненное, потому что ноют кости, сильнее всего тазовые и ниже колен, а виски чешутся невыносимо, как засоренный глаз, и приятное – потому что в мыслях, стоит отвлечься от служебных задач, возникают вихорьки образов, взрывы странных звуков и галереи лиц.
Это возвращается память, скинутая в архивный чуланчик выходом на службу. Память о том, каким ты был до работы. Память слабого глупого неумехи, которыми все мы рождаемся и которыми мы становимся после службы – чтобы прожить полную удовольствий жизнь и умереть таким же слабым глупым неумехой, которым каждый из нас был всю жизнь, кроме времени службы.
Я не заплакал, конечно, не стал паниковать и даже особо не загрустил – тогда. Подтвердил диагносту Схемы, что испытанные ощущения мне не знакомы, но полностью вписываются в клиническую картину трансформации в рослика, уведомил о первом отзыве всех товарищей и уложил себя спать, чтобы проще было дожидаться согласованного решения. И правильно сделал. Когда проснулся, решение уже было готово: мне предлагалось или отправиться в отставку немедленно, или проработать наступающую неделю – при условии, что следующие отзывы будут соответствовать штатной клинической картине.
Они и соответствовали. Я доработал, ничего не испортил, никого не подвел, а наоборот, помог Чжоу досрочно размотать совсем вычурный затык с доставкой ферментированной закваски в зону камчатских гейзеров. Сегодня закваска, разлитая по полевым чанам, уже начала бродить. Было немножко жалко, что я не поучаствую в организации мармеладного салюта, ради которого все это и затевалось. Ну да ладно, через десяток лет стану достаточно взрослым и глупым, чтобы самому заказать еще более глупую веселуху на краю земли, вроде прыжков в стратосферу на гигантских вафлях, которые надо пожирать во время полета, или раскрашивание айсберга по вертикальному контуру без скало- и водолазного оборудования. И буду наслаждаться веселухой уже не как организатор, а как потребитель. Это, конечно, не так интересно, но росликам обычно нравится. Значит, и мне понравится.
Тоска-то какая, а?
От такой только служба отвлекает. Как же я без службы-то? Как я уже завтра-то?
Но пока она есть, будем отвлекаться, решил я, мысленно попросил Лекана пустить меня на поляну и принялся в ручном режиме проверять зачистку хранилищ от следов утреннего дебоша. И не зря: оказывается, на плантацию разовых дронов вместо биоэлементов питания сгрузили жидкоугольные, которых не дождался тигельный участок пятого бурмаша. Разматывание клубка заняло два часа, в течение которых я был совершенно счастлив. Быть может, последний раз в жизни. То есть с завтрашнего дня я, не исключаю, начну ликовать и радоваться, прерываясь только на закусь и заигрывания, но это же будет не работа, а так, броуновское движение молекулы веселящего самого себя газа.
«Аз», – мелькнуло в голове.
Я отдал последние распоряжения и оглянулся. Марго сгорбилась на краешке соседнего кресла, локти в колени, плечи выше ушей. Вернулась совершенно измочаленной, даже вслух говорить сил не осталось.
– Дура, живо спать, – скомандовал я.
«Проводить», – подумала она мне, сопроводив мысль образом красивого вихря слезинок. Я присел рядом с ней и обнял за плечи. Она уткнулась макушкой мне в висок, подышала, развернулась и обняла как следует, крепко.
Схема шелохнулась, да я и сам почувствовал волнение там, где не положено. До завтра, по крайней мере, не положено.
Половая жизнь нам не запрещалась, но отвлекала от работы. Поэтому даже мысли о ней считались стыдобой. Смысл-то отнимать у себя часы и дни настоящего существования ради того, чем придется заниматься весь остаток жизни.
Ну, если с Марго, я не против, подумал я нахально. Надо будет найти, когда и ее в рослики вышибут.