Новое Будущее

– Группы разрастались, погибали, менялись местами. Из подавляемого большинства раз за разом выделялось меньшинство, обещавшее покончить с угнетением, – но оно либо примыкало к другим угнетателям, либо свергало их и принималось угнетать большинство новой конфигурации. Менялся климат, чередовались хозяйственные уклады, эволюцию двигали аграрные, социальные и технические революции. Но на любом срезе любой точки так называемой истории человечество выглядело одинаково: несчастливое большинство, которое обслуживает благополучное меньшинство, безнадежно мечтая к нему присоединиться. Так продолжалось веками, пока…

Я выключил представление и спросил:

– Пока что?

Выпускники запереглядывались и не повелись на самое очевидное решение – ответить, перебивая друг друга или, того хуже, хором. Молодцы, иначе схлопотали бы в корневой уровень пометку о неумении организовываться и распределять полномочия. Йоху, очевидно, согласовав с остальными по внутреннему кольцу, осведомился:

– Кому-то конкретно вопрос? Я могу ответить.

Я кивнул.

– Пока не появилась Схема, которая отменила проклятие истории, – сказал Йоху.

Он ступил на очень скользкую тропу, которая могла привести не к пометке, а к отправке на переподготовку. На службе не говорят про историю и не обращаются к прошлому, не имеющему отношения к служебным обязанностям собеседников. Ослушался этого запрета – значит, и других ослушаешься. Это не наша работа.

Йоху проскочил опасный участок без запинки:

– Теперь человечество состоит из счастливого безмятежного большинства, которому усердно служит меньшинство. Развитие по прямой. Каждый представитель большинства был когда-то служащим меньшинством, каждый представитель меньшинства неизбежно станет безмятежным большинством. Так и будет.

– Почему? – уточнил я и подумал: «Скажет «это наша работа» – ограничусь малой пометкой, такая концовка хотя бы красива».

Но Йоху ответил снисходительно, как несмышленому рослику – каким я, в общем-то, почти уже и стал:

– Потому что все взрослые были детьми, а все дети становятся взрослыми.

«И при чем тут, спрашивается, Обратные», – четко подумала Аркадия, специально включив в адресаты мысли и меня.

Обратная

Меня зовут Аз и я, скорее, сдохну, чем признаюсь в неуверенности.

Я должен многое знать, я имею удовольствие не знать всего остального, но сомнения подрывают основы, как запужские кроты подрывают участок гибридного лимонника. Заявку на лимонник сочинили таймырские новопоселенцы. Мы три сезона убили на селекцию, сезон – на поиски пригодного участка, еще два сезона – на удержание баланса природных условий и защиты от погодных угроз, а когда вывели на участок уборщиков, те съехали в Пуж вместе с полугектаром земли, отъеденной, оказывается, мелкой сволочью от дернистого основания. Таймырцы встретили новость об откладывании поставок безмятежно, но мне было стыдно до сих пор, почти через тысячу дней напряженной и успешной службы. Девятьсот восемьдесят три.

И все-таки я должен признаться: когда заходит речь об Обратных, я не уверен ни в чем. Немножко успокаивает, что прямого отношения к службе этот вопрос не имеет. Хотя многие, как вон Аркадия, исходят из обратного.

Из Обратных. Это тоже как-то наверняка называется, когда сталкиваешь похожие слова или разные значения одного слова.

– Да, как же Обратные? – спросил я.

И выпускники сцепились. Сперва Аркадия и Йоху, потом Гат и Юю, затем остальные. Самые сдержанные утомленно или снисходительно терпели надоевшую дискуссию, пока какой-то ее поворот не оскорблял их представление об истине – и кипящий бульон принимал новую косточку.

Я следил за этим с удовольствием. Жаркий интеллектуальный спор, в котором каждая из сторон в чем-то права, а значит, в чем-то неправа, особенно интересен, если в него не вмешиваться – то есть оставаться абсолютно правым.

Такими выходили любые разговоры про Обратных. Ведь каждый располагал только догадками и умозаключениями, построенными на нехватке данных. Данных не то чтобы не хватало – их не было вообще.

Одни объясняли это тем, что никаких данных и не существовало никогда. Другие видели очевидные дыры в хрониках и воспоминаниях и утверждали, что это следы именно что удаленных данных, посвященных именно что Обратным.

Одни говорили, что человечество само имело все возможности и поводы для перехода к настоящей жизни по настоящим правилам. Другие указывали, что настоящая жизнь со всем ее общественным, политическим и хозяйственным устройством противоречит традициям и обычаям человечества, а значит, подтолкнуть к ней могли только носители обратного мышления.