Аэропорт Кеннеди. Вечер понедельника. Рейс Нью-Йорк – Париж. В холле полно пассажиров с чемоданами, детьми, сумками, компьютерами, фотоаппаратами на шее. Время шестнадцать сорок пять. Их самолет улетает в семь. Гэри и Гортензия стоят в очереди на регистрацию. Очередь долгая и извилистая, они повторяют ее таинственный узор, подталкивая ногой чемоданы, отдуваются, потеют. Повсюду царит неразбериха. У стюардесс потек тон на лицах. Гортензия стонет, что это ожидание невыносимо.
– Ты понимаешь, что именно поэтому я ненавижу бедность! Были бы мы богаты, путешествовали бы в первом классе. У нас была бы регистрация вне очереди, куча места в холле, вежливые предупредительные таможенники, отдельная комната, где можно отдохнуть, чай, кофе, ломтик лосося, глянцевые журналы…
– Хватит мечтать, двигайся давай, – проронил в ответ Гэри.
Какая-то девчушка влезла перед ними, между делом пройдясь по ногам Гортензии в сандалиях «Гермес» на босу ногу. Гортензия взвизгнула и прожгла девочку взглядом.
Гортензия – не та женщина, которая позволит безнаказанно топтаться у нее по ногам в толпе. Она взяла минуту на размышление. Глубоко вдохнула, закусила щеки, закрыла глаза, сосредоточилась. «Она словно снеговик посреди жаркого лета, – подумал Гэри. – Надела на себя все свои самые любимые вещи, своего рода вещи – тотемы для нее. Отказалась класть их в чемодан». «Ты знаешь, каков процент потерь у авиакомпаний? Я вот посмотрела в Интернете и просто в ужас пришла! А если вдруг самолет потерпит аварию, я хотя бы умру в окружении своих любимых, замечательных одежек! Так я хотя бы не буду краснеть за свой собственный труп».
«Все эти вещи дают ей новые идеи, наталкивают на возможность изобретения других одежд, это не просто какие-то шмотки, Гортензия ненавидит это слово, это – неиссякаемый источник вдохновения».
И тут снеговик открыл глаза и выпалил:
– Скажи мне, что я – чудесная!
– Ты – чудесная, Гортензия Кортес, – сказал Гэри, стараясь при этом не потерять место в очереди.
– Ты хочешь знать, до какой степени я чудесна?
– Да.
– Ну тогда стой в очереди, а я приготовлю тебе сюрприз!
Она выбралась из толпы и устремилась в сторону туалета.
Гэри пихал ногой сумки и чемоданы и наблюдал за окружающими людьми. Некоторые позволяли себя толкать и продвигались вяло, как бы нехотя, некоторые как будто ломились в открытую дверь. В мире есть вялые и жесткие. Люди, настроенные терпеть, и люди, настроенные бороться. Но Гортензию нельзя было отнести ни к какой категории. Гортензия выше всяких категорий. Он растроганно улыбнулся и удивился, что, оказывается, напряженно ждет: что же за магический фокус припасла для него Гортензия.
И он не был разочарован.
Не прошло и пятнадцати минут, как из туалета вышла сияющая Гортензия.
Сияющая – и беременная. На последних месяцах. Она скатала всю свою лишнюю одежду в ком и засунула себе под кофту. Держась за поясницу, тяжело шагая, она подошла к таможенной стойке и начала переговоры. На пальцах она показала – семь, семь месяцев беременности, понял Гэри. «Ловко придумано, – поразился Гэри. – Со сроком больше семи месяцев она уже не будет иметь право путешествовать самолетом». Быстрый взгляд в его сторону, означающий, что гнусная личность, ввергшая ее в такое состояние, это вон тот высокий брюнет в очереди, Гэри Уорд.
Гэри опустил глаза. Ему и правда стало как-то неудобно.
И стал ждать развития событий.
Вернулась Гортензия в сопровождении стюардессы, которая рассыпалась в извинениях:
– Нужно было мне сразу сказать, мадам Кортес, что вы ожидаете прибавления в семействе. Мы бы пропустили вас раньше всех.
Стюардесса знаком позвала их следовать за ней. Они без всяких проблем зарегистрировались на рейс, прошли таможню, коридор, зарезервированный для первого класса, получили посадочный талон на рейс «Эр Франс» и…
– Я попытаюсь усадить вас на места первого класса. В вашем положении… Подождите в салоне, я посмотрю, что можно сделать…
Гортензия кивнула с видом королевы, восстановленной в правах и наконец убедившейся, что с ней обращаются по достоинству.
Стюардесса поклонилась и побежала улаживать деликатную проблему.
Вот таким образом они оказались в салоне первого класса «Эр Франс». Они сидели, пили кофе, ели тосты с лососем, камамбер и кексы.
– Ну что, жизнь прекрасна? – воскликнула Гортензия.
Гэри кивнул, пригубляя элитное шампанское из бокала.
– Ну разве же я не потрясающая девушка?
Он улыбнулся и ответил:
– Я обожаю тебя, Гортензия Кортес.
– Нет. Ты меня не обожаешь. Ты меня любишь, скажи, что любишь меня, и поцелуй мои веки.
– А зачем мне целовать твои веки?
– Потому что вскоре я погружусь в глубокий сон и не произнесу ни слова до самого нашего прибытия в Париж.
– А если я буду приставать к тебе под покрывалом?
– Ни в коем случае. А знаешь почему?
– Нет.
– Потому что завтра у меня свидание с Жан-Жаком Пикаром ровно в одиннадцать. У меня должен быть свежий цвет лица и ясные мысли.