Новое сердце

В конце неполной средней школы на уроке полового воспитания преподаватель обсуждал с нами тот мучительно очевидный факт, что некоторые из нас созреют не так быстро, как наши соученики. Это не обязательно было рассказывать кому-то вроде меня, у которой размер талии превышал обхват груди, или Шерил Отенски, которая засветилась перед другими шестиклассниками на собрании со своими месячными, потому что была в белых брюках. Преподаватель окрестил нас запоздалыми цветочками.

Тогда я объявила матери, что у меня бубонная чума, и на три дня осталась в постели, лежа под одеялом и мечтая чудесным образом пропустить лет десять-пятнадцать, когда моя жизнь станет более приятной.

Увидев Шэя, я испытала непреодолимое искушение сделать то же самое. Если я скажусь больной на время вынесения вердикта, будет ли это означать, что истец по умолчанию проиграет?

Тем не менее, вместо того чтобы поехать домой, я почему-то поехала в противоположном направлении, свернув к отделению скорой помощи. Я чувствовала себя настолько ошарашенной, что это смахивало на клинический случай. Но не думаю, что даже самый способный врач может исцелить прозревшего скептика: вопреки своей уверенности я не могла разорвать эмоциональную связь со своим клиентом. Я говорила себе, что дело не в проблеме смертной казни в Америке. И не в моей адвокатской карьере. Дело в человеке, сидящем рядом со мной, – человеке, чей запах я научилась узнавать (шампунь «Хед энд шоулдерс» и резкое хозяйственное мыло), чей голос стал мне знакомым (грубый, как наждачная бумага, с запинающимися словами), – и этот человек очень скоро умрет. Я не так уж хорошо знала Шэя Борна, но это не означало, что, уйдя из жизни, он не оставит в моей жизни пустоту.

– Мне нужно видеть доктора Галлахера, – заявила я дежурной медсестре. – Я его личный…

Кто?

Друг?

Подружка?

Преследователь?

Не успела медсестра отфутболить меня, как я увидела Кристиана. Он шел по коридору с коллегой и заметил меня. Я даже не сообразила, что делать дальше, а он уже стоял рядом.

– Что случилось, милая?

Так меня называл только отец. По этой причине и десяти другим я разревелась.

– Пойдем. – Кристиан обнял меня и повел в пустую приемную для родственников.

– Губернатор отказал в отсрочке казни Шэя, – сообщила я. – Умер лучший друг Шэя, и мне пришлось ему об этом сказать. И он умрет, Кристиан, потому что не разрешает искать новые улики для своего оправдания. – Я отодвинулась от него и, вытирая глаза рукавом, спросила: – Как ты справляешься с подобными обстоятельствами? Как можно выкинуть это из головы?

– Первой пациенткой, умершей у меня на столе, была женщина семидесяти четырех лет, которую привезли с жалобами на боль в животе после ужина в шикарном лондонском ресторане. Через полчаса после начала операции она отключилась, и мы не смогли реанимировать ее. Когда я вышел в приемную, чтобы сообщить ее мужу, тот лишь молча смотрел на меня. Наконец я спросил его, есть ли у него вопросы, и он сказал, что повел жену на ужин отпраздновать пятидесятилетний юбилей их свадьбы… Ту ночь я просидел в морге рядом с ее телом. Глупо, конечно, но я подумал, что человек не заслуживает того, чтобы в пятидесятую годовщину свадьбы провести ночь в одиночестве.

Не будь я уже покорена умом и привлекательностью Кристиана, его британским акцентом, то сейчас окончательно потеряла бы голову.

– Вот ведь в чем штука, – добавил он. – Не важно, сколько раз проходишь через это, – легче не становится. А если становится, значит ты потерял какую-то очень важную часть себя. – Он взял меня за руку. – Разреши мне быть врачом при казни.

– Не получится, – автоматически ответила я.

Убийство человека является нарушением клятвы Гиппократа. Департамент исправительных учреждений частным образом связывался с врачами, и все дело держали в тайне. Фактически в других казнях, которые я изучала перед судом Шэя, имя врача никогда не упоминалось – даже в свидетельстве о смерти.

– Позволь мне позаботиться об этом, – сказал Кристиан.

Я почувствовала, как к глазам вновь подступают слезы:

– Ты сделаешь это для Шэя?

Наклонившись, он легко поцеловал меня:

– Я сделаю это для тебя.

Будь это суд, я представила бы коллегии присяжных следующие факты:

1. Кристиан предложил, что заглянет ко мне после смены, чтобы убедиться, что я не разваливаюсь на куски.

2. Именно он привез бутылку «Пенфолдс».

3. Было бы абсолютно невежливо отказаться выпить бокал. Или три.

4. Я, право, не уловила тот момент, когда мы перешли от поцелуев на диване к горизонтальному положению на ковре, когда он засунул руку мне под кофточку, а я заволновалась насчет того, насколько мое нижнее белье отличается от бабушкиных панталон.

5. Другие женщины – те, у которых секс с мужчинами случается чаще чем один раз за срок пребывания в сенаторской должности, к примеру, – вероятно, располагают целым комплектом трусиков для подобных моментов, как у моей мамы есть набор фарфора для Шаббата.

6. Удивляюсь, как это меня угораздило одновременно подумать о сексе и о моей маме.