– Ага, – вздохнул он, – и я, как и ты, даже посещал приходскую школу.
– Почему же потом перестал?
Он не успел ответить, и я почувствовал, что натянулась моя леска. Это было ощущение чуда, как на Рождество, когда открываешь самую большую коробку под елкой. Я стал наматывать леску на катушку, осязая, как на ее конце бьется рыба, и не сомневаясь, что ничего подобного раньше не ловил. Наконец рыба выскочила из воды, словно заново родившись.
– Семга! – возликовал дед. – Десять фунтов наверняка… Представь, сколько порогов ей пришлось пройти, чтобы вернуться сюда на нерест из океана. – Он с улыбкой приподнял ее. – С шестидесятых не видел такой в наших краях!
Я взглянул на рыбину, которая продолжала биться на крючке, отливая и серебром, и золотом, и пурпурными оттенками.
Дед придержал ее, чтобы снять с крючка, а потом выпустил в озеро. Мы смотрели, как под водой исчезает красноватая спинка и вымпел хвоста.
– Кто сказал, что, если воскресным утром хочешь найти Бога, надо искать в церкви? – пробормотал дед.
Долгое время после этого я считал, что дед поступал правильно. Бог живет в мелочах. Но только позже я узнал, что к истинно верующему человеку предъявляются особые требования: воскресное посещение мессы, церковных праздников, причастие, исповедь раз в году, подаяние бедным, соблюдение Великого поста. Иначе говоря, мало называть себя католиком – слово не должно расходиться с делом.
Учась в семинарии, я представлял себе, что слышу голос деда: «Я думал, Бог должен любить человека безусловно. Но мне кажется, здесь много условий».
По правде говоря, я перестал его слушать.
К тому времени, когда я собрался выйти из тюрьмы, толпа снаружи выросла вдвое. Здесь были больные, немощные, старые и голодные, но была также небольшая группа монахинь из монастыря в Мэне, а хор пел: «Свят, свят, свят». Я удивился тому, насколько быстро слухи о так называемом чуде привлекли изрядное количество новообращенных.
– Видите? – услышал я голос женщины, указывающей на меня. – Даже отец Майкл здесь.
Она была моей прихожанкой, и ее сын болел муковисцидозом. Он тоже был тут, сидел в инвалидном кресле, которое вез его отец.
– Так это правда? – спросил мужчина. – Этот парень действительно может творить чудеса?
– Господь может, – сказал я, избегая прямого ответа, и положил руку на лоб мальчика. – Бесценный Иоанн Божий, святой покровитель болящих, прошу твоего ходатайства к Богу, чтобы Он пощадил это дитя и вернул ему здоровье. Прошу об этом от имени Иисуса.
Не от имени Шэя Борна, подумал я.
– Аминь, – произнесли родители.
– Прошу меня извинить, – повернувшись, чтобы уйти, сказал я.
Шансы Шэя Борна стать Иисусом примерно равнялись моим шансам стать Богом. Эти люди с их ложной верой не знали Шэя Борна и никогда с ним не встречались. Они примеряли облик нашего Спасителя к преступнику, чьи руки были обагрены кровью двух невинных человек. Они путали умение привлечь к себе внимание вкупе с необъяснимыми явлениями и божественность. Чудо является чудом, только пока не доказано обратное.
Я начал проталкиваться через толпу, удаляясь от ворот тюрьмы и обдумывая план дальнейших действий. Мэгги Блум не единственная, кто может провести исследования.
Мэгги
По идее, было бы гораздо проще позвонить какому-нибудь профессиональному медику, чтобы он объяснил мне все тонкости донорства органов. Но занятый врач сможет перезвонить не сразу, а, скажем, через неделю. Мой путь из тюрьмы лежал мимо больницы Конкорда, и только потому, что меня продолжал снедать праведный юридический пыл, я решилась заглянуть в отделение скорой помощи. Чем раньше я поговорю со специалистом, тем быстрее возьмусь за дело Шэя.
Однако медсестра из приемного покоя, внушительного вида седеющая женщина, сжала губы в тонкую линию, когда я попросила у нее разрешения поговорить с врачом.
– Какая у вас проблема? – спросила она.
– У меня есть несколько вопросов…
– Как и у любого пациента в приемной, но вам все же придется рассказать мне о своем заболевании.
– Гм… я не больна…
– Тогда где же пациент? – оглянулась она по сторонам.
– В тюрьме штата.
Медсестра покачала головой:
– Пациент должен присутствовать, чтобы зарегистрироваться.
Я с трудом верила в происходящее. Наверняка человека, потерявшего сознание в автокатастрофе, не оставляют лежать в приемном покое, пока он не очухается и не назовет номер своей медицинской страховки.
– Мы заняты, – сказала медсестра. – Когда приедет пациент, зарегистрируйтесь.
– Но я адвокат…
– В таком случае предъявите мне иск, – откликнулась медсестра.
Я вернулась в приемную и села рядом с парнем студенческих лет, рука которого была замотана окровавленной тряпкой.
– Со мной тоже такое было, – сказала я, – однажды, когда резала рогалик.
Он ухмыльнулся и прояснил ситуацию:
– Я разбил кулаком стеклянную дверь, потому что моя девушка трахалась с моим соседом по комнате.
Появилась медсестра.
– Уит Романо, – вызвала она, и парень поднялся.
– Поправляйся, – бросила я ему вслед.