Мне пришлось несколько раз звонить по сотовому в тюрьму, чтобы получить разрешение на встречу с Шэем, причем начальник тюрьмы настоял на присутствии охранника. Войдя в палату, я представилась офицеру и села на край кровати Шэя. Вокруг глаз у него было черно, лицо забинтовано. Он спал и во сне казался моложе.
Я зарабатывала на жизнь тем, что защищала судебные дела своих клиентов. Я боролась от их имени, я была рупором, транслирующим их голоса. Я сопереживала гневу мальчика-абенаки, чья школьная команда называлась «Краснокожие». Я вполне разделяю возмущение учителя, уволенного за то, что он виккан. Правда, Шэй заставил меня засомневаться. Хотя это было, возможно, самое значимое дело, возбужденное мной в суде, и хотя, как заметил мой отец, до этого у меня не было такой сильной мотивации, во всем этом ощущался какой-то внутренний парадокс. Чем ближе я узнавала Шэя, тем больше у меня становилось шансов выиграть его дело с пожертвованием органа. Но чем ближе я узнавала его, тем труднее было представить себе его казнь.
Я вынула из сумки мобильник. Охранник сверкнул на меня глазами:
– Здесь не разрешается этим пользоваться.
– Да перестаньте! – огрызнулась я, в сотый раз набирая номер отца Майкла и посылая ему сообщение на электронку.
– Не знаю, где вы, – сказала я, – но перезвоните мне немедленно.
С самого начала я оставила эмоциональную составляющую благополучия Шэя Борна на усмотрение отца Майкла, посчитав, что, во-первых, мои таланты больше пригодятся в зале суда, а во-вторых, мое умение налаживать межличностные отношения настолько заржавело, что требует универсальной смазки WD-40. Но на данный момент отец Майкл числится пропавшим без вести, Шэй госпитализирован, а я – здесь, хорошо это или плохо.
Я посмотрела на кисти Шэя, прикованные наручниками к металлическому каркасу больничной каталки. Чистые подстриженные ногти, выпирающие сухожилия. Трудно было представить себе, как эти пальцы дважды нажимают на спусковой крючок. Но тем не менее двенадцать присяжных смогли нарисовать себе эту картину.
Очень медленно я протянула руку над клочковатым одеялом и сплела свои пальцы с пальцами Шэя, удивившись теплоте его кожи. И когда я собиралась отнять руку, он крепче сжал мои пальцы. Его глаза чуть приоткрылись, сверкнув голубизной в обрамлении кровоподтеков.
– Грейси, – произнес он глухим голосом, – ты пришла.
Я не знала, за кого он меня принял.
– Конечно пришла, – сжимая его руку, сказала я.
Улыбнувшись Шэю Борну, я сделала вид, что я тот самый человек, которого он ожидал увидеть.
Майкл
Кабинет доктора Виджая Чаудхари был заставлен статуэтками Ганеши, индусского божества с толстым брюхом и слоновьей головой. Мне даже пришлось переставить одну из них, чтобы сесть.
– Мистеру Смайту несказанно повезло, – заметил врач. – На четверть дюйма левее – и он не выжил бы.
– Кстати, об этом… – Я глубоко вдохнул. – Тюремный врач констатировал смерть.
– Только между нами, отец. Я не доверил бы психиатру отыскать собственный автомобиль на парковке, а уж тем более нащупать пульс жертвы, у которой понизилось давление. Сообщение о смерти мистера Смайта было, как принято говорить, сильно преувеличенным.
– Он потерял много крови…
– В шее есть достаточно структур, дающих сильное кровотечение. Для неспециалиста лужа крови может показаться чем-то ужасным, хотя это не так. – Он пожал плечами. – По моему мнению, произошел вазовагальный обморок. Мистер Смайт увидел кровь и потерял сознание. Организм компенсирует шок, вызванный кровопотерей. Давление снижается, и происходит сужение кровеносных сосудов, что приводит к прекращению кровотечения. Это также приводит к потере пульса в конечностях, и поэтому психиатр не смог нащупать пульс на запястье жертвы.
– Значит, – краснея, сказал я, – вы не считаете возможным, что мистера Смайта… гм… воскресили?
– Нет, – хохотнул врач. – В медицинском колледже я наблюдал, как замерзшие до смерти пациенты возвращались к жизни, когда их согревали. Я видел, как сердце переставало биться, а потом вновь запускалось само по себе. Но ни в одном из тех случаев – или в случае с мистером Смайтом – я не считаю, что пациент перенес клиническую смерть перед своей реанимацией.
Мой телефон завибрировал, что происходило каждые десять минут за последние два часа. Придя в больницу, я выключил звук, как предписывалось правилами.
– Значит, никакого чуда, – сказал я.
– Возможно, не в нашем понимании… но, пожалуй, семья мистера Смайта с этим не согласится.
Поблагодарив доктора Чаудхари, я поставил статуэтку Ганеши обратно на стул и покинул кабинет. Выйдя из больницы, я включил свой сотовый и увидел пятьдесят два сообщения. От Мэгги.
Сразу же перезвоните мне. Что-то случилось с Шэем.
Где вы?
Ладно, я знаю, у вас может не быть с собой телефона, но вы должны мне немедленно перезвонить.
Где же вы, черт бы вас побрал?!
Я набрал ее номер.
– Мэгги Блум слушает, – шепотом ответила она.