Новое слово в пчеловодстве

– Серьезнее некуда. Я уже ночами спать перестал, голову ломаючи. Надо мной все следственное управление будет потешаться, если я эту заразу не выведу на чистую воду. Понимаешь, ведь совершенно точно известно, что убийца – одна из пяти дамочек. Я их всех уже по два раза допрашивал – и ничего. Опозорюсь ведь, если не прищучу мерзавку!

Игорь хотел было повиниться, что слегка преувеличил свои дедуктивные таланты, но глянул на мрачную физиономию Михалыча и смекнул, что сейчас не самое подходящее время для исповеди. Нужно хотя бы попытаться решить задачку.

– А почему все-таки ты так уверен, что убийца – одна из них? Разве не мог тот же охранник незаметно пробраться в дом?

– Исключено. Весь периметр дома просматривается видеокамерами. Записи мы изучили вдоль и поперек. В день убийства в дом входили только эти пять баб. А раньше рой принести не могли. Мужичок-пчеловод уверяет, что пчелы обязательно себя обнаружили бы.

Игорь задумался.

– Значит так, – сказал он после долгой паузы. – Не знаю, что там у тебя с мотивами, но реальная возможность, по-моему, была только у медсестры. Остальные бывали в доме раз в год, а она там жила, знала привычки хозяина, могла заранее присмотреть мебель под улей, заблокировать дверь между комнатами, потянуть с оказанием помощи.

Михалыч смерил его скептическим взглядом.

– Думаешь, я всего этого не понимаю? Да вот закавыка: у медички не было возможности раздобыть эту штуку и притащить ее в дом. Она неотлучно находилась при Панине. Одиннадцать месяцев в году. Не шлялась по магазинам, не бегала на свиданки, не посещала врачей и парикмахеров. Вообще не отлучалась из дома, понимаешь? Только когда сопровождала Панина в санаторий, а потом уезжала в отпуск. Отпуск, кстати, она всегда проводит в N – с братом-инвалидом, которого мать привозит в реабилитационный центр на ежегодный курс лечебных процедур.

– И что, при брате она тоже находится неотлучно? Или мать иногда все-таки ее подменяет?

– Не знаю, не выяснял. Зачем, если этот злосчастный рой слетел не позднее двенадцатого июня? Двенадцатого Киселева весь день провела в машине с Паниным; шофер, который вез их из Финляндии, это подтвердил. Пару раз выходила – в туалет, перекусить, туда-сюда – но выходила налегке и возвращалась так же. А уж после того, как они добрались, ей и вовсе было не вырваться.

– Слушай, а чего это она пашет, как рабыня? Почему Панин не нанял вторую медсестру ей на смену?

– Да раньше так и было: сестрички дежурили по сменам. Неделю одна, неделю – другая. Но напарницы Киселевой менялись, как перчатки; одни сбегали сами, других выставлял Панин. В конце концов, он предложил Киселевой эксклюзивный контракт, и она согласилась. Ей деньги нужны – лечение и содержание брата обходятся дорого. И это, кстати, еще один довод в ее пользу. Неизвестно, посчастливится ли ей найти такого же щедрого работодателя. А по завещанию ей ничего от Панина не достанется.

– А кому достанется?

– Четырем остальным подозреваемым. Сорок процентов сестре, сорок – кузине и по десять – тетке и матери.

– Поэтому ты и считаешь сестру и кузину Панина самыми многообещающими кандидатурами?

– И поэтому, и потому, что они-то как раз могли протащить в дом роевню. Девчонка привезла виолончель – или футляр от нее. Самого инструмента никто не видел, потому что играть она, несмотря на уговоры матери, отказалась. На основании того, что Юрий-де не любит музыку.

– А чего ж тогда инструмент волокла?

– По настоянию матери. Так, во всяком случае, они говорят. А на самом деле вполне могли оставить инструмент дома, а в футляр поместить роевню.

– Да ну… Как бы девчонка организовала улей? Потащилась бы с футляром в хозяйскую спальню?

– Легко! Футляр стоял в гостиной, а гости с хозяином сидели на веранде. Время от времени дамы по разным нуждам отлучались – на кухню, в ванную, поговорить по телефону, поплавать в бассейне у дома. Панин же с веранды никуда не выходил.

– Ладно, с девчонкой и ее маменькой все ясно. А что сестра Панина?

– Сестрица приехала с тортиком собственного сочинения. Тортик – небольшой такой блин, сантиметров двадцати в диаметре и не больше трех в высоту. А коробка, в которой он приехал, размерами как раз годится под роевню. По словам сестрицы, большая коробка ей понадобилась, чтобы обложить форму с тортом сухим льдом. Лед, как ты понимаешь, испарился. Видеть его никто не видел, потому как распаковывалась сестрица на кухне в гордом одиночестве. Коробку она, между прочим, увезла. Сказала, что не хочет оставлять за собой мусор.

– Так. А мамаша Панина?

– Мамаша подарила юбиляру два здоровых дорогущих чемодана. Один открыла и продемонстрировала всем присутствующим, другой оставила стоять в той же гостиной. Но Панину я как раз готов исключить. Уехала-то она без чемоданов. А роевни ни в доме, ни на участке нет, мы там все прочесали. Кроме того, маменькина доля наследства слишком мала. Живой сыночек ей за пять лет такую сумму отстёгивал.

Игорь поразмышлял, чего бы спросить еще, и не нашел.

– Я же не видел ни места преступления, ни подозреваемых, – сказал он тоскливо.