Что-то внутри него кольнуло от беспокойства, и он поднялся на дрожащих ногах и прошелся по дому. Из комнаты его отца доносился храп.Ипвет свернулась калачиком на кровати, бормоча что-то во сне. Комната Кена была пуста.
Хуэй бродил по приемному залу, все еще пропитанному ароматами роскошной трапезы. Снаружи, в ночном воздухе, пение было отчетливее, ровный гул голосов, похожий на сердцебиение. Странность этого звука в этот час овладела им.
Он прокрался мимо старого царского дворца и спустился к городским стенам. Городские ворота были приоткрыты. Он поднял глаза и не увидел часовых, стоявших на страже в своих башнях. Что могло заставить их покинуть свои посты?
Хуэй подумал, не может ли это быть первым признаком нападения Сорокопутов, отчаянно пытающихся вернуть Камень Ка. Он вышел из ворот. Гул доносился со стороны разрушающейся пирамиды, с северной стороны, скрытой от величественных вилл Лахуна. Пирамида взмыла ввысь, вырисовываясь силуэтом на фоне сверкающей россыпи звезд. Хуэй подумывал о том, чтобы разбудить отца от пьяного сна, но это казалось слишком преждевременным. Что, если он ошибался? Он поставит себя в неловкое положение.
Когда Хуэй приблизился к источнику пения, он увидел человека, сидящего на корточках у подножия пирамиды, едва заметного, как темное пятно в тени, отбрасываемой луной. Охранник. Он был неподвижен, если не считать его головы, которая, как мог разглядеть Хуэй, поворачивалась взад и вперед. Просматривал подходы. Кто бы там ни был, он не хотел, чтобы его беспокоили.
Схватив камень, Хуэй швырнул его в ночь. Звук отозвался эхом, и охранник сделал выпад, двигаясь низко и быстро, как охотничья собака, в направлении беспорядка. Хуэй метнулся вперед и обогнул край пирамиды.
Он попал в яркий свет, лунные лучи отражались от вековых плит белой известняковой мостовой, уходящей на север от края пирамиды.
На северной стороне сооружения, недалеко от меньшей пирамиды Царицы, возвышались восемь прямоугольных каменных блоков. Это были мастабы, Дома Вечности, гробницы для членов царского двора этого давно забытого царя. Хави рассказал ему, как в саркофаги заносили мумифицированные тела, как гробы раскрашивали в ярко-зеленый, красный и белый цвета и писали молитвы, которые должны были уберечь их обитателей во время их путешествия в загробный мир. Тела покрывали льняным полотном, украшенным текстами из Книги мертвых.
Перед мастабами полумесяцем стояли двадцать фигур в плащах и капюшонах. Собрание в капюшонах пело, судя по звуку, молитву. Хуэй напрягся, чтобы разобрать слова.
Другая фигура в капюшоне стояла перед ними, вытянув руки. По тонким запястьям, выглядывающим из рукавов, Хуэй понял, что это женщина.
Значит, это были не Сорокопуты, но какой ритуал здесь разыгрывался? Хуэй никогда не слышал о таком. Если бы это были священники, они были бы в своем храме, и в это время они совершали бы свои священные ночные омовения, а не молились, что, как он знал, они делали только на восходе и закате.
Пение стихло, и наступила тишина, нарушаемая только свистом ветра среди расколотых камней разрушающейся пирамиды. Центральная фигура продолжала стоять, раскинув руки, и томным движением сбросила с себя плащ и мантию. Луна освещала ее обнаженное тело, и Хуэй не мог удержаться, чтобы не позволить своему взгляду задержаться на ее тяжелой груди, широких бедрах и темноте в ее лоне. Но когда он посмотрел ей в лицо, то отшатнулся. Это была Исетнофрет, его мать. Охваченный стыдом за всплывшие мысли, он отвернулся. Он чувствовал, как горят его щеки. Но любопытство к происходящему взяло верх над ним, и он снова был захвачен ритуалом.
Единственное, что носила Исетнофрет, - это обруч на лбу с меткой Сета. Но Хуэй увидел, что ее тело было разрисовано магическими символами, вдоль длинных ног, поперек выпуклости живота, на ребрах, изгибающихся при каждом глубоком вдохе, и на предплечьях. Хуэй мельком увидел узор из звезд, луны и звериной головы бога, которому она посвятила свою жизнь.
Снова протянув руки, она начала нараспев чистым голосом: - Здесь мы стоим перед всевидящими очами Сета, Повелителя Хаоса, нашего Бога Огня и Пустыни, Царя Зависти, Мастера Обмана, Повелителя Бурь. - Она сделала паузу и облизнула губы. - Повелителя насилия. Последовало еще одно долгое молчание, тяжелое от напряжения. - Бога чужеземцев. Бога гиксосов.
Хуэй вздрогнул при упоминании этой воинственной варварской породы. Зачем его матери называть их по имени?
- Сет, сын Геба, земли, и Нут, неба, - продолжила Исетнофрет, и ее голос вознесся к вершине пирамиды. - Брат Осириса, Исиды и Нефтиды. Мы взываем к вам.
Его мать повернулась к небольшому алтарю, установленному позади нее, и достала из него длинный бронзовый нож. Положив его на ладони, она подняла его к небесам. Ее голова откинулась назад, и она выдохнула: - Прими эту жертву.