Новогодние истории (СИ)

Теперь горячие ладони мужа похожи на льдинки. Они касаются щек, прикрывают пылающие уши, и я даже слышу шипение… Или это диван так громко промялся под коленкой победителя… Я его трофей. За меня он бился, ни на секунду не усомнившись в своей победе, даже когда сила была совсем не на его стороне.

Губы у моего завоевателя мягкие и сочные, точно лопнувший от зрелости персик. Я ловлю с них сок, упиваюсь им, слизываю языком с подбородка, уже чуть шершавого, оттого еще более мужественного и щекочущего нервы и шею… Я подтягиваю ноги и толкаю Лешку в грудь, пытаясь удержаться от громкого смеха… Теперь он трется носом о кончик моего, чувствую, совершенно ледяного носа — это вершина айсберга, последняя зимняя точка в моем теле. Остальное растаяло и уже подошло к температуре закипания.

Декольте слишком глубокое, и на кружевах производители женского белья тоже сэкономили — налившаяся грудь сама вырвалась на свободу и тут же угодила в новый плен — и от безжалостных губ победителя ей уже никуда не деться.

Глотая по дурной материнской привычке стон, подтягиваюсь к подлокотнику и откидываюсь назад, пытаясь закрыть глаза и не глядеть на темнеющий дверной проем. Пустой. Пока пустой… Противный внутренний голос уже издевательски напевает: “Пять минут, пять минут… Это много или мало?” Чтобы заглушить его и вместе с ним здравый смысл, съезжаю вниз, почти в середину дивана. Ловлю любимые влажные губы и хватаю чуть шершавые пальцы, направляя их вниз… Даже если у нас в запасе больше пяти минут, то в этих чертовых колготках я не желаю быть даже лишней секунды!

Вот она, долгожданная свобода, но в праздник я хочу карнавал и выбираю наряд прародительницы Евы. Поднимаю руки, и Лешка без подсказки догадывается, что ему следует теперь делать. Мои пальцы тоже хранят воспоминания пятилетней давности, когда я еще позволяла себе тратить время на медленное расстегивание мужской рубашки… На нем, а не перед открытым барабаном стиральной машины! О, Дедушка Мороз, если ты все же существуешь, забери, пожалуйста, на время мою голову… Я не хочу думать в Новый год о побелке потолка! Ну пожалуйста… Открути эту голову! Она мне не нужна! Я уже теряла ее с этим мужчиной и знаю, что с ним это не опасно. Скажем, не так чтобы очень... Не смертельно.

Закрываю глаза — у меня и без елочных огней все рябит. А уши закладывает от уличных праздничных криков. Я же хочу слышать сейчас только два дыхания. Вернее, одно… Пусть мы сольемся друг с другом не только телом! И существует ныне лишь один звук, который я хочу услышать только утром — звук шлепающих по паркету детских ножек.

Руки сами, на ощупь, сминают рубашку и стягивают с плеч. Жду. Теперь очередь Лешки. Наконец-то между моих лопаток спряталась застежка. С непривычки Лешка возится с ней так долго, что я успеваю вздохнуть. Тяжело, мучительно, гоня прочь все тревоги, скопившиеся за год. И я свободна лететь в сказку на подаренных родными объятиями крыльях.

И лечу секунду спустя, освободив дарителя от тяжелого ремня и мятых уже брюк. Он поднимает меня на руки. К самой люстре, и я пригибаюсь к плечу — мягкому и родному. Мне на нем спокойно, как и нашему сыну. Шаг, два, три… Муж бережно опускает меня на кровать поверх покрывала, будто боится разбудить. Нет, я не проснусь от нашей новогодней сказки. Не сейчас…

Наши губы вместе, наши руки врозь… Мои ищут спину, его уже отыскали грудь…  Дышать в унисон не выйдет, я уже задыхаюсь… Пальцы гребнем входят в пышную шевелюру, приподнимают коснувшиеся моего живота пряди. Нет, нет, нет… Стрелки спрятанных в груди часов завертелись, как ненормальные. Хватаю мужа за плечи, тащу к себе, пока не захлебнулся моим желанием. В его груди барабанная дробь. А во мне все замерло в ожидании чуда, и оно врывается в меня, осыпая искрами бенгальских огней. Они обжигают все сильнее и сильнее, и я топлю свой крик в пахнущих сосновым лесом волосах.

— С Новым годом, любимая…

Лешка поднимает голову. В его глазах, точно в двух елочных шарах, отражается весь мой мир.

— С Новым счастьем, любимый, — отвечаю с хрипотцой.

Нет, оно не новое. Оно хорошо забытое старое.

Первое января. Темно. Тепло. И маленькие ручки снова сцеплены в крепкий замок под моей грудью. Его не разорвать. Никогда.

Вытягиваю руку — так и есть, подушка пуста. Приподнимаюсь из межподушья, чтобы перебраться на половину мужа. Мне кажется, она еще пахнет хвоей, хотя в воздухе уже витает запах жареного. Надо потушить пожар, пока тот не перерос в настоящую ссору.

Веду бедром и получаю свободу. Кирюша ворочается, шепчет “мама”, но потом все же закидывает за голову руку на отцовский манер и спит дальше. Моей одежды нет, осталась на диване… И футболки мужа нет, он был в рубашке… Хватаю с его полки чистую. Натягиваю аж до половины бедра. К мирному урегулированию конфликта готова!

Собираюсь идти на кухню. Не так чтобы бодро, но и не на носочках. И что же вижу?

Елка не горит. Но в зале не так уж темно, чтобы не увидеть, как муженек тащит с тарелки последний кусочек шоколадной колбасы. Хоть бы оделся для приличия...