Отзывается Ларин и шагает ко мне, упирая ладони в столешницу. Берет в импровизированный плен и не шевелится, обдавая мочку уха горячим дыханием. Не испытывает даже намека на дискомфорт, зато я в очередной раз смущаюсь, неловко поправляю лохматый пучок и наверняка краснею.
Ненавижу свою кожу за эту особенность!
Господи, мне ведь далеко не пятнадцать, и я успешно перескочила пубертат. Пора прекратить так остро реагировать на близость какого-то мужчины.
Пытаюсь себя убедить, подсовывая мозгу подобные установки, но самовнушение не работает. Ноги по-прежнему подгибаются, нервы дребезжат, а сердце с разгона влетает в грудную клетку и отскакивает обратно, словно мячик. Мысли путаются в ту самую кашу, которая томится в кастрюльке, и я готова совершить глупость, о которой точно буду жалеть…
— Доброе утро!
Спасает Алиса. Розовощекая после умывания, веселая, она вбегает в кухню и несется к нам с Демьяном. Получает причитающуюся порцию обнимашек и не замечает охватившего нас замешательства. Смешно ведет аккуратным вздернутым носиком и с притворным разочарованием выдает.
— Опять овся-я-янка…
— И тосты с какао. Давай за стол.
Подмигнув малышке, я подталкиваю ее дивану, на котором она обычно сидит, и отшагиваю от Ларина, пользуясь благовидным предлогом. Расставляю недостающую посуду, наполняю кружки обещанным какао и падаю в дальнее кресло в надежде спрятаться от острого пронзительного взгляда.
Осторожно откусываю кусочек хрустящего хлеба, как будто он может встать поперек горла, и застываю с вилкой у рта.
— Дочь, у меня к тебе есть вопрос.
— Какой?
— Мама хочет с тобой чаще встречаться. Как на это смотришь?
— Не знаю…
Подобно мне, Алиса тоже замирает с ложкой каши в руке и растерянно хлопает пушистыми светлыми ресницами. Сомнения отчетливо проступают на ее хорошеньком личике, а заданный дрожащим голосом вопрос и вовсе сжимает ребра в стальные тиски.
— А она не передумает? Никуда не уедет?
Судорожно сглотнув, малышка сбивается на взволнованный шепот, а я отчетливо понимаю, что оторву Инне голову, если она опять предаст ребенка.
— Не знаю, милая. Не могу обещать, — недолго помешкав, отвечает Демьян и накрывает крохотную Алискину ладонь своей лапищей. Не врет, и это мне очень нравится. — Если ты не хочешь…
— Хочу!
Перебив Ларина, испуганно тарабанит Лиса и робко улыбается, напоминая маленькое солнышко. Нуждается в родной матери не меньше, чем в отце, кто бы что ни говорил.
Глава 17.1
— Ты отменил все на вечер, как я просил, Лень?
Подняв воротник пальто, я утыкаюсь носом в колючую ткань, подхожу к киоску и неторопливо изучаю информационную вывеску. Останавливаюсь на хот-доге и кофе и спустя пару минут вгрызаюсь в горячую сочную сосиску под завистливые вздохи Парфенова.
Желудок радостно бурчит от проваливающейся в него пищи, Ленчик же недружелюбно косится в мою сторону и шумно сглатывает скопившуюся во рту слюну. С прошлой недели он сидит на какой-то новомодной диете, употребляет все пресное и зеленое и ненавидит весь мир.
— Я отменил. Но я категорически против. Слышишь, Демьян? До твоей помолвки — четыре дня. С Юлей надо как следует поработать. Сказать, как себя вести, кому улыбаться, что говорить.
— Я уверен, Юля прекрасно со всем справится и без твоих указаний.
— Демьян!
— Ленчик!
Намеренно повышаю голос, напоминая помощнику, кто здесь главный, и продолжаю с аппетитом поедать свой хот-дог, обильно политый горчицей и кетчупом.
В преддверии праздников организм все больше хочет лениться и все меньше настроен пахать. Мы и так за сегодня посетили три школы, реабилитационный центр и дворец культуры. Проблемы у всех одни и те же. Не отремонтирован актовый зал, устарело оборудование, компания, выигравшая тендер, поставляет некачественную еду и далее по списку.
Одинаковые просьбы. Одинаково скорбные лица, смешавшиеся в одно размазанное пятно. И я — сморщенный лимон, из которого выжали все соки.
— Сейчас я еду с дочкой на каток. И это не обсуждается, ясно? А ты купи себе стейк и перестань кидаться на людей.
Покончив с перекусом, я выкидываю мусор в урну и впопыхах допиваю остывающий кофе, пока Ленчик забавно пыхтит и пыжится, думая, что сказать. Бормочет что-то нечленораздельное и наверняка обидное, после чего обреченно закатывает глаза.
— Да делай, что хочешь. В кино, на каток, хоть на Северный полюс. Только потом не удивляйся, когда Лебедев тебя обскачет.
— И тебе хорошего вечера, Лень!
Ухмыльнувшись, я бросаю пожелание в спину крутанувшемуся на пятках Парфенову и устремляюсь к припарковавшемуся рядом с бордюром автомобилю. Захар опустил стекло, чтобы Алиска могла беспрепятственно высунуться из окна и мне помахать.
— Привет, солнышко.
Проскальзываю на заднее сидение к дочери и, по обыкновению, прижимаю ее к своему боку. Ощущаю, как постепенно в душе воцаряется покой, и безмятежно наблюдаю за тем, как проносятся мимо здания, машины, люди. Все куда-то спешат, раздраженно друг другу сигналят и перестраиваются из ряда в ряд, не включая поворотники и нарушая все мыслимые правила.