Новогодние неприятности, или Семья напрокат (СИ)

Смущенно блею я и с опаской усаживаюсь в крутящееся кресло. Боюсь, что на голове у меня соорудят какое-нибудь экстравагантное гнездо или организуют взрыв на макаронной фабрике, и не знаю, куда деть похолодевшие ладони.

— Чай? Кофе?

— Нет, спасибо.

Отказываюсь, подумав, что коричневое пятно на брюках — это не то, что мне сейчас нужно, и трусливо зажмуриваюсь, пока парикмахер втыкает плойку в розетку.

— Все хорошо, Юль. Можешь смотреть.

Посмеиваясь, Леня постукивает по моему плечу и соглашается выпить чашечку капучино, пока я осторожно открываю один глаз. Результат трудов Лейлы превосходит мои ожидания — крупные локоны мягкими волнами обрамляют лицо и красиво блестят. Так что я уже смелее открываю второй глаз и с облегчением выдыхаю.

— Так, Юля, на самом торжестве избегай провокационных вопросов. Если не знаешь, что говорить — улыбайся и молчи. Демьян тебя подстрахует.

Оседлав любимого конька, Парфенов с упоением принимается за инструктаж, а у меня руки нервно подрагивают и желудок подпрыгивает к горлу. Я так сильно волновалась с самого утра, что не смогла осилить даже пол бутерброда.

— А целоваться на камеру не придется? — забыв о голоде, я выпаливаю внезапно пришедшую на ум глупость и густо краснею от твердого Ленькиного.

— Скажу целоваться — будете целоваться.

Глава 18.2

От обрушивающихся на меня картинок стайка бабочек испуганно взмывает вверх и щекочет живот. Кружится хаотично, мечется и никак не желает угомониться, пока я их не осаживаю. Аккумулирую девичью гордость, вспоминаю про независимость и кошусь на пиар-агента, прихлебывающего кофе, исподлобья.

— Леонид, прихлебывающего кофе, — раздаю тоном строгой учительницы, поймавшей пятиклашку на списывании, и, кажется, мешаю визажисту заняться делом.

Слишком активно жестикулирую и нервно ерзаю в кресле, осознавая, что не готова к подобному повороту событий.

— Расслабься. Я пошутил, Юль.

Выдержав поистине мхатовскую паузу, успокаивает меня Парфенов и улыбается, словно нашкодивший мальчишка, который получил разнос, но остался доволен шалостью.

Еще час в салоне «Ля Руж» проносится незаметно. Я погружаюсь в свои мысли, вспоминаю школьный выпускной и танцующего Демьяна и не замечаю, как на веки ложатся мерцающие перламутровые тени, щеки окрашивают румяна, а на губах появляется блеск.

Из зеркала на меня взирает немного встревоженная эффектная незнакомка с загадочным взглядом.

— Готово.

— Спасибо, девчонки. Идеально.

Оценив мой образ, Ленчик благодарит фей красоты и помогает надеть мне шубу. Галантно подставляет локоть, чтобы я могла на него опереться, и умудряется параллельно звонить Ларину.

— Да закончили мы, закончили. Не кипятись, — выслушивает эмоциональную тираду моего фальшивого жениха и иронично хмыкает. — Волнуется.

Выбор места, где должна пройти помолвка, конечно, меня потрясает. Ленька с Демьяном расстарались и арендовали ресторан на шестьдесят втором этаже известной стеклянной башни. От потрясающих видов захватывает дух, хочется незамедлительно прижаться носом к стеклу и любоваться открывающейся панорамой. Весь город как на ладони — высотки, Москва-река, улочки.

Приклеившись к полу, я стараюсь не думать, что на эти деньги можно было накормить пол голодающей Африки, но сомнения против воли лезут в голову. Я не привыкла к роскошным банкетам, не знаю половину собравшихся гостей и наверняка облажаюсь.

— Лень, а еще не поздно отсюда сбежать?

Поддавшись панике, я дергаю избавившегося от верхней одежды Ленчика за лацкан пиджака и намереваюсь круто развернуться на обутых по случаю туфлях на высокой шпильке. Правда, порыв затухает так же стремительно, как и рождается. Демьян обнаруживает наше с Парфеновым появление и решительно движется по проходу, отмахиваясь от пытающихся заговорить с ним приятелей.

Спокойный, как танк, умопомрачительный в белой рубашке и синих дизайнерских джинсах, он приклеивает к себе всеобщее внимание и заставляет системы в моем организме сбоить.

Я застываю. Обращаюсь в каменное изваяние и не могу пошевелиться до тех пор, пока Ларин не преодолевает разделяющие нас метры. Мучительно долго скользит по мне нечитаемым взглядом, а я все эти мгновения, растянувшиеся в вечность, гадаю, почему его изумрудные глаза превратились в антрацитовую бездну.

Или это играет со мной разгулявшееся воображение и приглушенный мягкий свет?

— Привет.

Кое-как справляюсь с охватывающей тело дрожью и не узнаю собственный голос. Он низкий, хриплый, дребезжащий. С намеком на что-то личное, доступное только нам двоим.

— Здравствуй, Юль. Ты очаровательна.

В отличие от меня, Ларин совсем не нервничает. Он по-хозяйски ловит мою ладонь и умело целует каждый палец, отчего жар затапливает каждую клеточку и становится трудно дышать. Воздух как-то странно циркулирует в легких, возвращается усмиренный тремор, мозги в очередной раз превращаются в густое желе.

Дезориентированная, я перестаю различать звуки, игнорирую вспышки фотоаппаратов, которые должны нас слепить, и полностью сосредотачиваюсь на смелых дразнящих прикосновениях.