— Господи, Серый! — машу на старшего брата рукой, а у самой голос дрожит, и румянец окрашивает щеки. Наверное, с мороза.
— Мама сказала, ты к Ларину переехала, и у вас скоро помолвка.
— Так и есть, — перебросив волосы через плечо, отвечаю с вызовом и расправляю плечи, потому что мне не нравятся эти покровительственно-снисходительные интонации.
В конце концов, мне двадцать семь лет, и я достаточно взрослая, чтобы решать с кем мне жить.
— Систер, ты хорошо подумала, а? Все-таки чужой ребенок — большая ответственность.
— Знаю, — чеканю твердо и перевожу тему. Чувствую, что закипаю. — Ты с Настей?
— Нет. Она с малым осталась дома. Степка температурит.
— Понятно.
Делаю шаг вперед, обозначая намерение прекратить неприятный для меня разговор, но Серега не унимается.
— Если Демьян тебя обижает…
— Не обижает.
Глава 14.2
Отодвигаю не вовремя вспомнившего про братские обязанности Сережку в сторону и направляюсь на звук голосов. Здороваюсь с Еленой Геннадьевной, мамой Демьяна, и делаю комплимент ее новой модной стрижке. Помогаю расставить посуду на полном еды столе, еще раз вытираю сияющие чистотой бокалы и трусливо ретируюсь на балкон, надеясь хоть немного побыть в одиночестве.
Не позволяют. Следом за мной протискивается папа и пару минут молчит, вдыхая колючий морозный воздух.
Раньше я любила с ним разговаривать и даже делилась секретами, которые не рассказывала маме. Теперь боюсь нравоучений, которые, скорее всего, последуют.
— Ну, как дела, дочь?
Отвлекшись от созерцания пустого дворика, заметенного снегом, отец взъерошивает мои волосы, как в детстве, и шутливо щелкает меня по носу. Старается замаскировать любопытство, плещущееся в глубине таких же, как у меня, светло-голубых глаз, но смотрит с плохо скрываемым интересом.
— В кафе все замечательно. В преддверии праздников люди сметают сладости с витрин. Выручка отличная. Нам даже заказали несколько банкетов.
Улыбаюсь. Поначалу я очень переживала, что не справлюсь с выпавшим на мою долю наследством, но уютное местечко, обожаемое всеми нами, процветает.
— Ты молодец, Люлька! Дедуля бы тобой очень гордился.
— Спасибо, па.
От заслуженной похвалы начинает щипать в носу, и я обнимаю отца, прижимаясь щекой к его груди. Шерстяной свитер с оленями колет кожу, но физический контакт дарит привычное успокоение.
— А на личном как? Не слишком ли быстро вы съехались с Лариным?
— Ну, па!
— Что, па? У меня одна дочь. Это нормально, что я о ней беспокоюсь.
Папа водит большими теплыми ладонями по моей спине и ласково целует в макушку. Он не отговаривает меня от принятого решения — просто хочет убедиться: у любимой дочурки, действительно, все хорошо.
— Я знаю Демьяна не первый год и уважительно к нему отношусь. Но у них с Инкой такая любовь была. Отболело?
— Надеюсь.
Шепчу робко, вспоминая, каким помятым был Ларин после беседы с бывшей, и ненадолго замолкаю. Вожу пальцами по вышитым на ткани рогатым и любуюсь узорчатыми снежинками, падающими с неба. Почему-то в этот Новый год я особенно жду чуда: домашних посиделок с традиционными советскими фильмами, обязательного атрибута — селедки под шубой, мерцающей на елке гирлянды, даже президентской речи.
Чтобы мы с Демьяном подняли бокалы шампанского в полночь, чокнулись и загадали сокровенное желание, которое непременно исполнится в ближайшем будущем.
— На внуков нам с мамой рассчитывать?
— Рано еще.
Отлепившись от папиной груди, я машу на него руками, а саму охватывает волнительный трепет. При мысли о фантастической беременности тепло разливается по телу и на душе становится легко. Я так прикипела к Алисе за это время, что не отказалась бы от собственного ребенка. Я бы заплетала дочери косы, обязательно отдала бы ее на танцы и не пропускала бы ни одного ее выступления. Для сына выбирала бы самые лучшие машинки, радиоуправляемые вертолетики и с гордостью следила бы за его успехами в дзюдо или футболе.
— Пойдем, малышка. Там, кажется, зять явился. Посмотрим, что с него взять?
Вопреки опасениям, отец за ужином не стремится задеть Демьяна и вообще ничего у него не спрашивает, нацелившись на приготовленные мамой пирожки с яйцом и зеленым луком. Зато братья, почувствовав волю, то и дело цепляют Ларина и забрасывают его неудобными вопросами про бывшую, про скандал с журналистами и про реформы, предлагаемые его партией. После чего в два голоса выражают сомнения, что у него было достаточно времени, чтобы влюбиться в их младшую сестренку.
У меня же от такого грубого вмешательства в нашу личную жизнь стремительно кончается терпение и чешутся кулаки. Хочется, как в школе, подскочить к этим умникам и раздать тумаков.