Новогодние неприятности, или Семья напрокат

— К дьяволу! Хочешь, чтобы в ее паршивой газетенке появился очередной пасквиль?

— Заплатим.

— Леня!

— Да не кипятись ты. Понял. Вычеркиваю, — взгромоздившись задницей на край моего стола, Парфенов не испытывает угрызений совести и продолжает филигранно играть на моих натянутых нервах, словно на скрипке. — Может, Миленина позовем?

— Сеню? Ты рехнулся? Еще бывшую мою пригласи.

— Инну? Без нее, кстати, не обойтись. Люди должны убедиться, что вы поддерживаете нормальные отношения ради дочери.

— Леня!

Теряя терпение, я оглашаю кабинет криком и швыряю в пиар-агента остро заточенный карандаш. Промахиваюсь и отправляю вслед за канцелярской принадлежностью смятую бумажку.

— Трехочковый!

Попадаю Парфенову прямо в лоб и с пеной у рта доказываю, что в присутствии Инессы на торжестве нет никакой нужды. Но Леонид остается непреклонным и берет с меня обещание хорошо подумать на эту тему.

Вдох. Выдох. Дротик, летящий в центр мишени.

После недавнего слива информации в сеть, я повесил на стену дартс. Расслабляюсь, выпускаю пар и вместо заветной десятки представляю голову какого-нибудь слишком рьяного журналиста.

Говорят, импульсивность для политика плохо — но менять характер в тридцать уже поздно. Раздражительность, упрямство, бескомпромиссность — черты, от которых не избавиться. Только скрывать.

— Привет, Демьян. Можно?

Процесс моего увлекательного самокопания прерывает настойчивый стук в дверь, и, я невольно морщусь. Сказать ничего не успеваю. Не дождавшись ответа, Инесса протискивается внутрь и мнется рядом с порогом.

Сегодня на ней белое платье, обтягивающее тело, как тугая перчатка. На ногах — такого же цвета ботфорты на низком каблуке, в ушах — огромные серьги-кольца, на лице — обилие макияжа.

Когда-то я считал Инну очень красивой. Теперь вызывающим кажется все. И откровенный наряд, и вульгарные сапоги, и броская алая помада.

— Здравствуй.

— Не угостишь даму кофе?

— Сама нальешь?

— Фи, Демьян. Как это не гостеприимно.

Изогнув тонкую бровь, укоряет меня Инесса, но к кофейному аппарату все-таки направляется. Уверенно вытаскивает из шкафчика любимую Алисину чашку с Эльзой и Олафом из «Холодного сердца» и тыкает в кнопку с надписью «американо».

Когда мы еще жили вместе, Инна не добавляла в напиток ни сахара, ни сливок, боясь лишних калорий. Тщательно следила за фигурой, позволяла себе десерт один раз в месяц и жутко завидовала, когда я мог встать в два часа ночи, пойти к холодильнику и нагло сожрать бутерброд с колбасой. Видимо, ничего не изменилось.

— Да, я все так же пью кофе без сахара и молока.

Ответив на приклеившийся к моему языку вопрос, Инесса неторопливо движется в мою сторону, старается не расплескать горячую жидкость и попутно умудряется покачивать бедрами. В кожаное кресло, стоящее напротив меня, опускается со свойственной ее грацией, и томно выдыхает.

— По-моему, мы не с того начали разговор. Тогда. У тебя дома.

Люблю вас сильно. В комментарии приду завтра. Ваш сонный автор.

Глава 15.2

Удивляюсь. Настолько, что от компьютера отлипаю, чтобы препарировать бывшую супругу тяжелым взглядом. Не шутит. В глазах плещется решительность, которой раньше там отродясь не водилось, и даже пальцы ее изящные подрагивают.

Действительно, волнуется, или отыгрывает заранее прописанную роль?

— А с чего надо было начать?

Уточняю грубо. В разговорах с ней привык обороняться. Незадолго до развода она была настоящей мегерой. Упрекала, что поздно возвращаюсь домой. Обвиняла, что рушу семью. Требовала цацки, деньги, внимание.

Что изменилось? Стала пушистой покладистой кошкой? Не верю.

— За время, проведенное за границей, я много всего осознала.

Откашлявшись, Инна подносит чашку ко рту и неспешно делает глоток кофе. Мнется. Ноготком по снеговику водит и все-таки из себя выцарапывает.

— Я во многом была неправа. Злилась на тебя жутко. Не звонила. Пустила все на самотек. Я скучаю по дочери, Демьян.

Неожиданное признание. Падает на меня подобно гранитной плите. Сбивает дыхание.

— Да ладно?

Снова вытаскиваю жестко. Никак не могу перестроиться. Я вычеркнул Инессу из своей жизни, смирился с тем, что Алиска растет без матери, и что теперь прикажете делать?

— Не язви, Демьян. Не думай, что мне все это легко дается.

Резко вздергивает подбородок и выдерживает паузу. Наверное, чтобы я мог ее откровение переварить. Перевариваю. С трудом, конечно, со скрипом. Но послать ее не получается.

— И что ты предлагаешь?

— Мне нужен еще один шанс, — выпаливает скороговоркой и вскидывает вверх руки, опережая мои возможные возражения. — Я не претендую на многое. Позволь видеться с дочерью, проводить с ней время. Если хочешь — в твоем присутствии. В кино ходить вместе будем. На каток. Я помню, Алиса любит кататься.

Цепляется за те немногие знания, которые у нее остались, и умоляюще на меня смотрит. В эту секунду походит на обыкновенную отчаявшуюся женщину, а не на красавицу-модель, привыкшую к всеобщему поклонению и неиссякаемым восторгам.