Новогодний Дозор

– Я ухожу… – зачарованно пробормотал Андрей, не двинувшись с места. Болезненно-притягательная сила разрушения завладела им, намертво приковав взгляд к обзорному экрану.

Смертоносные комья стремительно набухали на небосводе, разрывая его на части. Разбрызгивая каменное крошево, вздымались из неведомых глубин эстакады. Раскаленный дождь пошел снизу вверх. Звездолет тряхнуло. Заверещал сигнал тревоги, и очнувшемуся Андрею пришлось отчаянно маневрировать, чтобы прорваться на орбиту. Внизу, в многокилометровых разломах, изгибались черные камни, утыканные прозрачными сосульками. Они дымились в беспощадных лучах местного светила, заливавшего плоскогорье ослепительным голубоватым светом.

Андрей увел «рейнджер» с орбиты, отдал управление БК, отключил обзорники. Не помогло. Он откинулся в кресле, закрыл глаза. Рецепт от безумия у него был сермяжно прост, эффективен и многократно проверен. Надо подумать о чем-то радикально не связанном с космосом. О чем-то приятном. Не о том, как прекрасна война со стороны, а например… Ласковое солнце, море… Нет, лучше речка, что текла возле дачи бабушки. Теплый песок, поросший пучками травы. И они с двоюродным братом, сцепившись не на жизнь, а на смерть, катаются по этому песку. Андрей тогда проиграл. Брат уложил его на лопатки, да так, что у десятилетнего Андрюшки дыхание перехватило и на миг в глазах потемнело. И открывались глаза как-то медленно-медленно. И весь мир на несколько секунд завяз, забуксовал: птица, распластавшаяся на краешке голубого неба, которое он видел из-за плеча победителя, остановившиеся облака, любопытная муха, застрявшая в воздухе. Если бы он очень попросил муху залететь братцу в ухо и немножко там пожужжать – он бы не проиграл.

– Я «Ариадна». Полсотни второй, ответь! – Андрей слабо поморщился.

– Я «Ариадна»! Хамарин, ты там живой?

Мещеряков настырный. Такой не отстанет. Не отзовешься – может и второго «рейнджера» с маршрута снять и отправить ловить потерявшегося пилота. Накатят всем.

– «Ариадна», я Полсотни второй. Все в порядке. Мы лет тридцать катали людей глазеть на чужую войну за ресурсы… За свет голубого гиганта… Этой войне… Ей несколько тысячелетий, наверное… И мы никогда не узнаем, кто в ней прав, кто виноват. Кто или что они вообще такое! А сейчас наши клиенты пропускают самую зрелищную часть – финальное сражение с полным взаимным уничтожением. Досадно, правда? – Андрей рассмеялся.

– Значит, так, Полсотни второй… – сказал Мещеряков после небольшой паузы. – Догоняешь нас на маршруте «Резервный-один». О прибытии доложить лично мне. До конца рейса Зоренко пойдет вместо тебя в авангарде. Больше я тебе ничем помочь не могу, даже если конкретно сейчас ты с головой ныряешь в реактор. Андрей, мысль понятна?

– Да, Алексей Борисович. Мысль понятна.

– Дальше! – потребовал капитан.

– О прибытии доложить, – кисло подтвердил Хамарин.

Через полгода Жемчужницу исключили из рекламных проспектов и вычеркнули из маршрутов туристических лайнеров. От уникальной атмосферы не осталось и следа, а созерцание радиоактивной пустыни – удовольствие сомнительное.

Руководство «Звездного компаса» сориентировалось мгновенно. Фешенебельные лайнеры компании ушли к Радужным Воротам – «уникальному по цветовой гамме и энергетическим всплескам явлению Вселенной», как утверждалось в рекламном проспекте.

Максим Тихомиров Национальная демография

1. Смерть и Мендельсон

Эксгумацию провели в десять часов утра. Трупы привезли с кладбища в полдень – за два часа до начала церемонии.

Из окна кабинета Игорь наблюдал за тем, как два катафалка с грациозностью кашалотов вплыли с подъездной дорожки на парковочную площадку Центра Ревитализации. Их черные лоснящиеся тела замерли у пандуса приемного отделения. Синхронно распахнулись широкие пасти задних дверей, вывалились языки аппарелей, и два гроба скользнули по роликам на поджидавшие их тележки. Служители в черной униформе увлекли свой груз в портал грузового лифта.

Вереница лимузинов уже выстроилась у парадного крыльца ритуального зала. Десятки бледных лиц провожали гробы пустыми взглядами. Родные покойных всегда приезжают задолго до церемонии. Это важно – поддержать друг друга и помочь своим участием пережить шок осознания того, что мир с этого момента уже никогда не будет прежним.

Вздохнув, Игорь щелчком отправил недокуренную сигарету за окно, оправил халат и решительно шагнул к двери.

Внизу его ждала работа.

* * *

Вытяжные вентиляторы работали на полную мощность, и запаха в кондиционированном воздухе секционного блока почти не чувствовалось. Это был не отголосок тяжелого смрада разложения и не пыльный запах истлевшей до состояния мумификации плоти. Легкий сладковатый аромат напоминал запах увядающего цветника. Очень символично, подумал Игорь. Что может быть лучшим символом безвременно погибшей любви, чем мертвые цветы?