Новогодний роман

— В любом случае, я уверена, у тебя все получится. — я поднялась — Куклу получишь завтра. Я свяжусь с тобой. Павел! Павел! Мы уходим.

— Как уходите, как уходите — заторопился Альберт. — Мы же совсем не поговорили.

— Ребенку надо спать.

— Но наш уговор в силе? Я смогу погулять с ним?

— Сможешь. — ответила я. — Звони в «Мечту» завтра. Тебя соединят с номером.

Подошел Павел. Я обняла его. Не смотря ни на что, приятное ощущение.

— Что сынок, сходим на автоматы? — говорил Альберт, прощаясь. — Я когда-то неплох был в контре.

— Папа перед тобою чемпион мира. У тебя просто нет шансов.

Альберт остался в ресторане. Ему было о чем подумать. Мы сидели в машине. Я завелась, согревала мотор. Павел, не смотря на мою просьбу, громко переключался со станции на станции. Я не могла отделаться от чувства, что все могло бы так и быть. Слева в окно ударил свет фар, потом пошел по дуге и замер, уставившись на песчаную нежилую отмель на середине реки. Я опустила стекло.

— Он согласился? — спросил Курузак.

— Без проблем.

— Хорошо. Тогда до завтра?

— До завтра.

Я повернулась к Павлу. Выключила магнитолу и, схватив за куртку Павла, потребовала.

— Давай, жох. Рассказывай. О чем вы там говорили?

Павел.

Не знаю, как она меня вычислила. Непростая тетка. Я это еще на базаре усек, когда она мужика того уложила. Классно вышло. Не понимаю все равно. Мобильник я сразу скинул. Ханыге какому-то задвинул, почти не глядя, главное чтоб на руках не висел. Потом что было, папке отдал. Пусть пьет, он тогда мамку не лупит. В поряде семья. Анька учится, я на улице. Нормалек. Стоим значит с пацанами. То да се. От Билана до баклана. Масштабно, значит, гундосим. Вижу, подходит. Я только в сторону. Оторвешься тут. Схватила, не отпускает. Говорит.

— У меня к тебе разговор есть.

Я естественно в непонятки.

— Пустите, скулю, тетенька. Вы меня спутали с кем-то.

Пацаны мои тоже пальцами шевелят.

— Э-э-э, коза-дереза. То да се. Пусти малого.

Эта так, спокойненько, из авоськи своей пукарик достает.

— Сча. — говорит. — Ребятки. Пущу. — говорит. У меня к другу вашему деловое предложение есть, как капусты без ущерба рубануть.

— Другой разговор, тетенька. — мои пацаны говорят. — Иди, Паха. Мы не в претензии.

Я тоже, значит, вступаю.

— С этого и надо было начинать. Еще там кое-что сказал. Не для записи. Пошли мы значит с ней в кафешку неподалеку. Давай она меня под пиццу с колой тревожить. То да се. Как зовут? Сколько лет.

— Паха, говорю. Лет четырнадцать. А ты что за деваха, никак не пойму?

Она меня не слушает. Талдычит значит свое.

— Жох, ты Паха. Такой мне и нужен. Хорошо, что маленький и худенький. Легко сойдешь. Что четырнадцать тоже хорошо.

— Чего ж, говорю, хорошего? Детской комнатой теперь не отделаешься. Теперь, если что «сижу за решеткой в темнице сырой», из которой, что показательно, за плохое поведение не выгоняют.

А ей до лампочки шестидесяти ваттной моя печаль-тревога. Свое гонит, дороги не уступает.

— Хорошо, говорит, потому как взрослый и все понимаешь. У нас дело с тобой покатит.

Надо лошарика одного развести. Должок за ним с давнего времени тянется. Ты мне поможешь, а себе пятихатку на конфеты заработаешь. — И леденец мне протягивает — На закуси все вышесказанное.

Я, ясное дело, леденец отвергаю.

— Вы не знаю, там, что обо мне думали. Если на конфеты решили подловить. Вы меня, незнакомая мне женщина, за кого принимаете. Не понятно и что совсем обидно, за конфету решили отделаться. Не пойдет у нас так, никак не пойдет.

А она смеется. Здоровущая такая баба. Если б не прикид фартовый, ей бы у папки в цеху молотобойцем халтурить.

— Меня Ирма зовут. А тебя теперь не Паха, а Павел. Будешь моим сыном.

— Совсем не понял — отвечаю — Лошарика развести по-доброму, это одна цена. А так что б сыном совсем другая. Повыше будет.

— Почему это — она меня спрашивает. Типа не поняла. Ладно, думаю. Готовь уши, я тебе сейчас насыплю с горкой. Вид такой сделал, будто рядом с Гарвардом живу, а не с хабзой автослесарной.

— Видите ли в чем дело, многоуважаемая Ирма, то что вы предлагаете безусловно заслуживает интереса и более детального обсуждения. Но перед началом наших переговоров хотелось бы отметить. Ваше предложение потребует несомненного предательства по отношению к тем моральным принципам, которыми я руководствуюсь. На мой взгляд этот факт должен быть учтен при согласовании условий нашей сделки.

Не скажу, что она так сразу рот и открыла. Но закочемарило ее, это стопудово.

— Где наблатыкался так? — она меня спрашивает.

А ей гордо отвечаю.

— Я между прочим с Пентагона. У нас здесь между универсамом Брест и собачьей площадкой и не такие эпизоды случаются. Так что насчет бабосов?

— Ты еще не в курсе дела, а уже деньги делишь?

— Самое время, чтоб без обид потом.

— Хорошо, Павел. Чего хочешь. Только так без загибов.

Я, конечно, своего не упустил. По-взрослому размахнулся, чтоб потом было чего вспомнить.

— Хочу плэйстэйшон третью, три дубленки. Домашний кинотеатр и гольфик двоечку. Не так чтоб развалюху. Года 88-го. Все после дела представить.

Вот тут она, конечно, изумилась.