Новолуние

Наверное, как бы сложно ни было это признавать, отец был прав, что моя мечта – это юношеский бред. Мечта маленького, не повзрослевшего мальчишки. Нужно начинать мечтать о чём-то более приземлённом, более сбыточном и реальном. Хотя глупо, наверное, рассчитывать, что такие мечты вообще бывают, это, скорее всего, просто смирение. Смирение, как когда ты приходишь в продуктовый магазин, а вместо того, чтобы купить тот продукт, который ты хотел, ты берёшь его дешёвый аналог, уступающий по всем фронтам. Ты берёшь его, но всё ещё пытаешься найти то, что тебе было нужно, пока не натыкаешься на продавца, который подтверждает твои опасения – того, что ты ищешь, попросту нет. Ты сомневаешься, думаешь, уйти ни с чем намного хуже, ведь это тотальный проигрыш. И вот ты, смирившись, уходишь домой с дешёвым аналогом. Вот так сейчас, видимо, и в моей жизни. Продавец в очередной раз сказал, что нужного мне продукта нет, и что я должен радоваться тому, что есть. Обычно у меня бывает так с сигаретами «Lucky Strike».

Моё лицо, уставшее, с синяками под глазами, освещает луч уличного прожектора. Пробежавшись по всей квартире, он убегает обратно на стройку, оставляя меня в темноте в опустошающем одиночестве. Я достаю из пачки очередную сигарету красного Мальборо и закуриваю, ожидая, когда мои глаза совсем устанут, и я вырублюсь прямо на балконе.

Глава 14

– Волнуешься? – спросила меня Света, когда её машина подъехала к воротам нашего дома в Красной Звезде.

– Немного. Как-то неуютно себя чувствую, да и совесть как будто ни с того ни с сего проснулась. Я не должен был тогда уходить из дома с таким большим скандалом, – сказал я, съёжившись от вида дома, в котором было столько хорошего и плохого в прошлом.

В окнах было пусто, стены будто посерели, а большие панорамные окна были затянуты толстым слоем пыли. Дом как будто умер с моего последнего приезда сюда. Чувство собственной вины в этом увядании, некогда цветущего места, не покидало меня ни на секунду. Неужели я был настолько ценен для этого места? Неужели никто не приезжал сюда, кроме моего отца? Что мои старые друзья делали этим летом? Где они все были? Почему так запустили мой дом? Ну, конечно. С чего им за ним ухаживать, ведь это мой дом. Я бросил его умирать, якобы убегая во взрослую жизнь, навстречу ответственности и свободе.

Входная дверь с громким скрипом отворилась, и на крыльцо вышел мой отец. Вот кого время не тронуло, так этого старого волка. Он был таким же, как тогда, когда я ушёл из дома, обещая больше никогда сюда не возвращаться. Но как я мог такое пообещать? С этим местом связано столько воспоминаний. Пусть не все эти воспоминания греют душу, но всё же это неотъемлемая часть моей жизни.

– Привет, сын, – улыбнулся отец.

– Здравствуй, – только и вырвалось у меня.

Я продолжал рассматривать дом, замечал всё больше новых побегов деревьев, выросших у забора перед лесом. Заметил кучу дров, сложенных под навесом у гаража, рубанок и топор. Отец, видимо, колол дрова. Двери балкона на втором этаже, очевидно, давно не открывались, чему свидетельствовала куча снега перед самым порогом.

– Когда-то я на этом балконе впервые заговорил с Ариной, – сказал я, вспоминая тот день.

– На новом году? – спросила Света, подойдя ближе ко мне.

– Да.

– Кажется, будто это было вчера.

– А мне кажется, будто это было в какой-то прошлой жизни с другим человеком, – вздохнул я и направился на встречу с отцом.

Сегодня отец казался впервые за всё наше с ним знакомство радушным и приветливым, но напряжение он спрятать никак не мог. Отец то и дело повторял вопросы, молчал несколько минут, предлагал чего-нибудь поесть, но я отказался от всего, свалив всё на усталость с дороги. Кажется, он огорчился, услышав мой отказ. Какое-то время он наблюдал, как я поднимаюсь по лестнице в свою старую комнату.

Хотелось бы мне вести себя с ним в тот момент немного добродушнее и приветливее? Да, хотелось. Но я никак не мог пересилить себя и хотя бы улыбнуться ему. За всё это время у меня не появилось тоски по дому, по нему, а вот у него, видимо, наоборот, раз уж он, не найдя на что отвлечься, принялся даже за дрова.

Я осторожно открыл дверь своей комнаты, будто боясь потревожить чей-то покой в этом вымершем доме. На ручке пыли не было, видимо, отец заходил сюда. К горлу подступил ком.

Всё было по-прежнему. Мой чёрный кожаный диван всё так же стоял в углу комнаты, где у изголовья ближе к окну стояла пустая подставка для гитары, покрывшаяся пылью. Напротив дивана, на противоположной стороне комнаты, стоял мой компьютерный стол с моим уже, должно быть, давно подохшим, как этот дом, компом и какими-то книжками, которые я, вроде как, взял в библиотеке и всё ещё не вернул. На полу лежал всё тот же ковёр с длинными ворсинками, который, по всей видимости, выбивал отец или кто-то другой по его просьбе, потому что ковер был чистым и свежим. Ох, сколько всего мы творили с Ариной на этом ковре.