Новоорлеанский блюз

Что касается Джима, то он, напротив, ни на секунду не сводил с нее глаз. Правда, выражение его лица было горестным и печальным, а потом она, лежа одна в постели и сбросив с себя горячие простыни, терзала себя мыслями о том, что же она сделала не так. В чем же, черт дери, его проблема?

Сегодня Муса встал рано, сразу раскрыл ставни во всех окнах квартиры и, высунув голову в окно, стал жадно, словно это был свежий мед, глотать ртом утренний воздух. Ему казалось, что его язык и впрямь ощущает вкус меда, а свежий ветер наполняет запахом меда его нос, и это привело Мусу в прекрасное настроение. Он растолкал Джима, а тот пробурчал: «Отвали». Он коснулся обнаженного плеча Сильвии, и она начала жмуриться как кот, ожидающий, когда наконец в его блюдце нальют молока. «Да она очень симпатичная женщина», — подумал Муса (а ведь это необычно для мачекамадзи, которые, отойдя по возрасту от дел, выглядят как разбитые после долгого путешествия башмаки) и с явным удовольствием бросил беглый взгляд на ее будущее, несмотря на то что ее прошлое все еще было подернуто дымкой неизвестности. Он заварил свежий кофе, поджарил несколько ломтиков бекона и раскурил толстую самокрутку. Чувство предвкушения чего-то хорошего следует поддерживать и укреплять самыми действенными средствами!

Когда наконец Джим и Сильвия встали, Муса объявил, что хочет пойти в музей колдовства и шаманства, расположенный сразу за Мемориальным парком Луи Армстронга.

— Кто со мной? — спросил он.

Сильвия с энтузиазмом согласилась, а Джим сказал, что лучше просто погуляет. Муса был слегка ошеломлен таким ответом. Почему его друг с таким упорством отказывается подчиниться судьбе, которую сам для себя избрал? Хотя, если подумать, в этом нет ничего удивительного, ведь все мусунгу обычно игнорируют рациональность метафизики и таинства логики!

В музее колдовства и шаманства все радужные надежды Мусы улетучились (легкое разочарование часто вызывает крушение самых грандиозных ожиданий). Разочарование, постигшее Мусу, было вызвано несколькими причинами, но в основном виной всему была экспозиция артефактов. И это в музее колдовства и шаманства? Муса надеялся услышать здесь диссонансные ноты судьбы, вторгающиеся в простые мелодии времени. Однако по мере того, как он рассматривал экспонаты музея — а среди них были высушенные крылья летучей мыши, гротескные глиняные статуэтки и даже мумифицированная рука (на табличках, которыми были снабжены все экспонаты, были помещены сведения о них, рисунки и сенсационные рассказы о результатах их применения), — он только бормотал что-то себе под нос, и это бормотание постепенно становилось все громче и громче, а кончилось все тем, что он начал в полный голос изрыгать проклятия.

— Да это все выглядит так, как если всем известную лондонскую подземную тюрьму назвать памятником патологического искусства! — протестующе воскликнул Муса. — Я никогда не видел столь бесстыдного искажения смысла экспонатов!

Он повернулся к Сильвии, лицо которой выражало полную растерянность.

— Ты когда-нибудь слышала, что крыльями летучей мыши можно снять проклятие? О, боги! Да ведь это под силу только закулу! А эта мумифицированная рука? Это же не талисман и не амулет, это курьез! Как папская индульгенция! А эти таблички с сенсационными объяснениями сокровенных чудес. Кто из простолюдинов может их понять? Иич кабич! Я должен был предвидеть такую нелепицу! Высокомерие американской культуры под стать разве что культуре британцев! Люди имеют право на правдивую информацию!

Закончив эту сентенцию, Муса стремглав выскочил из здания музея и обратился с пламенной речью к туристам, стоявшим в очереди перед входом. Его мощному голосу не нужен был мегафон. Сильвия, лицо которой попеременно выражало то изумление, то благоговейный страх, то смущение, то веселость, молча стояла в стороне.

— Не прикасайтесь к двери этого мерзкого вертепа! — восклицал Муса, обращаясь к низкорослым японцам и краснолицым немцам. — Вас там ждет поистине отвратительное шоу! Это как если бы под видом драгоценного камня вам всучили кубик циркония! Смотреть на это так же отвратительно, как на сожжение флага; это так же разлагающе подействует на ваши души, как насилие, которому подверглась Африка (у вас, дорогие японцы, я прошу извинения)! По выражению ваших лиц я вижу, что вы принимаете меня за сумасшедшего. Но верьте тому, что я говорю, потому что я настоящий н'ан-га, сангома, сабуку закулу. Я Муса! Шаман! И я из Замбави!