Новосёлы

– Не разберут. Ты думаешь, за собаками очередь, как за апельсинами? – повысил голос папа.

– Может, сегодня и вовсе не будет собак, – сказала мама.

– И я поеду собаку покупать! – начала подпрыгивать Марина.

Выпуталась из ночной сорочки и голышом забегала по квартире.

Мама с бабушкой бросились её ловить.

– Чтоб до обеда я и звука не слышал про базар! И про собак! – грохнул папа дверью, заперся в кабинете.

– Очи чёрные, очи красные, как люблю я вас! – не давалась Марина в руки бабушки и мамы, пела во всё горло. Никто ещё не обещал взять её с собой, а уже радуется, дурочка!

Ну, что ж, будем терпеть до обеда. Лишь бы поехать… Лучше поздно, чем никогда.

Я вышел во двор. Трое незнакомых дядек стучали топорами, строили из тех черных досок гараж Ивану Ивановичу. Сам профессор или торчал возле них, как сторож, или разгуливал среди выкопанных ямок в сквере и зло пинал ногами и палкою нарытые бугорки земли.

Возле гаража Гаркавых стоял «Москвич». Женя накачивал насосом колесо, а его папа что-то заливал в мотор.

– Эй, тёзка! – крикнул Женя. – Хочешь с нами прокатиться?

– Хочу. А куда вы?

– На базар.

Я потеребил ухо: может, ослышался?

– На самый-саменький базар?! Дай честное пионерское.

– Ну, наше вам… Можешь не ехать, упрашивать не стану.

– Ой, а собаку поможешь мне купить?

– Диво какое! Лишь бы деньги – коня можем купить. Привяжем сзади к машине – пусть бежит.

Я пустился домой со всех ног. Начал кричать ещё на лестнице:

– Деньги… давайте! Женя с папой… едут! На базар! Женька поможет мне купить!

Папа дал мне десять рублей. Но тут же стал на стул и прокричал в форточку Жене Гаркавому, чтоб забрал у меня деньги. Слез со стула и помахал пальцем перед моим носом:

– Смотри же!.. За эти деньги, мне кажется, вполне можно купить хорошую собачку, какой-нибудь малой породы. Лучше щенка – молодых легче обучать.

Сказал! Как будто я сам не знаю. Ого, щенок! Если попадётся хороший щенок, так это же будет просто блеск!

Я бежал по лестнице вниз, а из нашей квартиры доносились грохот и визг Марины: «На базар хочу! Хочу на базар!»

Устроила «концерт»…

Около «Москвича» уже вертелись рыжий Вася, Павлуши с Генкой, Серёжа и Жора. Они не помогали Жене, а только канючили:

– Жень, и нас прокати! Дядя Коля, хоть немножко!

– Когда-нибудь, когда-нибудь! Спешим… – отмахивался от них Женя.

Он спрятал насос в багажник, а его папа сел за руль и начал пробовать сигнал: «Пи-ип! Пи-и-ип!» Женя закрыл гараж, нацепил замок и хотел уже открывать дверку машины. И тут подбежали моя мама и Марина. Задыхаются, пальто надето только на одну руку.

– Ой, возьмите, пожалуйста, и эту плаксу… – Мама и улыбалась дяде Коле, и краснела. – Подняла крик, хоть в окно выбрасывайся. Она посидит там в машине, пока вы будете по базару ходить. Ты посидишь, Маринка, правда? Иначе не возьмут…

– Посижу… – шмыгнула носом Маринка.

Женя раскрыл перед ней заднюю дверцу:

– Прошу вас, мадама!

Но «мадама» и с места не стронулась.

– Ах, простите, ваше величество! – Женя дернул за переднюю дверку.

Марина мгновенно забралась в машину. Мы с Женей уселись сзади.

Пацаны пробежали за «Москвичом», а потом отстали. Ноги коротки!

Всю дорогу Марина спокойно сидела возле дяди Коли, даже глазом, наверно, не моргнула.

Остановились на улице возле рынка.

– Молодец, Маринка, ты – дисциплинированная девочка, – сказал дядя Коля. – Теперь можешь садиться за руль и вертеть, сколько хочешь. Только больше ничего не трогай, хорошо? Я быстренько куплю картошки, яблок, и мы с тобой ещё покатаемся, пока хлопцы вернутся.

Марина сразу вцепилась за руль, засопела от удовольствия. Дядя Коля вынул ключ от зажигания, и мы ушли.

На рынке отец Жени повернул в одну сторону, мы – в другую.

Нас и в бока толкали, и на ноги наступали. Люди растекались в стороны потоками и ручейками, кружили, как в водовороте. С трудом пробрались с Женькой к столам. Много было столов: короткие и длинные, окрашенные и облупленные, с крышами из розового шифера и без них. А на столах! И яблоки, и помидоры, и огурцы! И ни одного щенка…

Женя сразу купил себе два яблока и мне два, стакан чёрных семечек – половину мне отсыпал.

Потом начались столы с маслом, творогом, яйцами, с ощипанными гусями и курами. Стояли бидоны с молоком, банки со сметаной, кастрюли с мёдом.

Собак никто не продавал…

Вдруг столы кончились, и дорогу нам преградили шеренги людей. Дяди и тёти держали в руках мешки, около некоторых стояли сбитые из деревянных планок и досок ящики-клетки, а в них лежали толстенькие, как Нуф-Нуф или Наф-Наф, поросятки. Мешки тоже шевелились, как живые, повизгивали, иногда в прорванные дырки высовывались розовые пятачки, возмущенно хрюкали: как так, почему одним и свет, и воздух свежий, а им грязь и темень? Сколько можно терпеть такую свинскую несправедливость?

А о чём только не говорят люди на рынке! Одна тётенька взяла у другой яйцо и встряхивает его: «Что это за яйцо? У голубей и то больше!» А тётка, которая продаёт: «А вы какие хотите? Страусиные? Едьте в Африку!»